Время не ждёт

— ...А почему, интересно знать, вы подняли Ольгу, а не меня?— допрашивает она, — ведь я упала более неловко. Может быть скажете, что Ольга — смуглая южанка — была заметнее на снегу, чем я?..

Все опять хохочут, а Ольга — чуть не до обморока.

Тихо посмеивается и виновник аварии. Варвара Ильинишна продолжает:

— Я не понимаю только одного: если вы так уж жаждете поднять Ольгу, то бросьте в сугроб ее одну и поднимите, бросайте и поднимайте хоть сто раз, но зачем же нам-то шеи ломать?

Маленькой ручкой Ольга зажимает рот Варваре Ильинишне и смеется уже сдержанно, смущенно...

Последние визиты

Владимир Наумов зашел к Игнатьевым на Забалканский проспект. Встретившая гостя приветливая мачеха Александра, Пелагея Павловна, засияла, любуясь его внешностью. Высокий, широкоплечий блондин, с красивым высоким лбом, окаймленным чуть волнистыми волосами, с правильными крупными чертами лица и аккуратно остриженной бородкой, — двадцатишестилетний Наумов выглядел красавцем. Но он был грустен, и эта неподдельная грусть придавала ему еще большую обаятельность. Пелагея Павловна заметила по яркому блеску больших синих глаз Володи приглушенную усилием воли душевную бурю.

— Где Шура?— спросил он тихим, каким-то не своим голосом.

— Александр скоро придет, — ответила она, и лицо ее помрачнело.

Пелагея Павловна пригласила Володю в столовую. Рядом с ним она чувствовала себя такой маленькой, что ей захотелось поскорее усадить его. Володя сел на стул, положил какой-то сверток на стол и начал нервно, дробно постукивать по нему пальцами. Пелагея Павловна собралась, было, спросить, не случилось ли чего неприятного, но не решилась, промолчала. Она глянула на стенные часы. Скоро должны были прийти обедать Михаил Александрович и дети. Хозяйка взяла со стола сверток, чтобы застелить скатерть, как вдруг Володя подскочил, порывисто произнес «осторожно», затем бережно взял его из ее рук.

— Что здесь? Что в нем, Владимир Александрович?— спросила она в страхе.

— Ничего, ничего... пустяки... Так я, пожалуй, не смогу дождаться Шуры. Передайте ему, Пелагея Павловна, мой самый горячий привет друга и брата, привет Федору, Мише маленькому, всем привет... прощайте...

Володя решительно зашагал к выходу, отказавшись ждать. На лестнице он столкнулся с Михаилом Александровичем, сказал «здравствуйте — прощайте» и поспешил дальше.

Придя домой, Александр застал отца и Пелагею Павловну в встревоженном состоянии. Стоя у накрытого стола, они говорили о Володе. Оба рассказали Александру о странном поведении Володи.

После происшедшей в Петергофе размолвки Наумов заехал как-то к Игнатьеву, извинился перед ним за свою запальчивость, и они помирились. С тех пор друзья встречались всего два раза. Александр относился к нему попрежнему недурно, был доволен, что Володя снова отдался поэзии, выкинув из головы мысль о похищении Николая второго. Но странный его визит сильно обеспокоил Александра, и он решил завтра же пораньше зайти на Гулярную улицу, где братья Наумовы снимали комнату, живя временами в городе.

На следующее утро Александр поехал на Гулярную, но не застал братьев дома. Соседка передала, что час назад заявились жандармы, схватили Николая — он был один — связали ему руки, но, узнав, что это ошибка, тут же освободили его. Николай тотчас же выехал в Петергоф. Александр понял, что ехать ему сейчас туда или телеграфировать неразумно и вернулся домой.

Дома он застал бледного Белоцерковца, сообщившего об аресте Володи за попытку убить царя. Услыхав это, Пелагея Павловна схватилась обеими руками за голову и присела.

— Я почувствовал что-то роковое в нем, хотя он и пролетел мимо меня метеором, — сказал взволнованный Михаил Александрович.

— Сегодня что, первое апреля? О, как бы я хотел, Толя, чтобы твоя весть была злой первоапрельской шуткой!—воскликнул Александр.

— Шурочка, Толя, — обратился к ним еще более взволнованный Михаил Александрович, — вы в этом...— хотел спросить «не замешаны?», но выговорил другое:— вы ничего не знали?

— Не беспокойся, отец, — успокоил сын.

— Я, Шурочка, ничего... только спрашиваю.

— Эх, наверное эсеры проклятые завлекли Володю! Ведь, кроме лютой ненависти к царизму, он не имел никаких законченных партийных взглядов. У него все поступки шли от чувства, от слишком легко воспламеняющегося чувства, — с досадой сказал Александр.

— Вспоминаю, Шура, твои слова насчет коня и трепетной лани и что это не приведет к добру.

— Погиб, погиб наш Володя...