Время наточить ножи, Кенджи-сан! 3

Не смотря на возраст, он был подтянут, красив, стильно одет. От него пахло дорогими духами. Его манеры и речь сильно поразили ее, потому в каждом слове и движении была сила и воспитанность. Он не выказывал ей никаких симпатий, держался сдержанно, уважительно, что еще больше подкупило ее и расположило к себе. Они проговорили на лавочке почти три часа и даже сами не заметили этого. Потом он предложил пройтись и она согласилась. Он все удивлялся как же так вышло, что два японца встретились в Лондоне. А она робко отвечал, что наверное это судьба.

Потом они зашли в ресторан и поужинали там. И он вновь вел себя очень сдержанно и не было в его словах и действиях даже намека на какую-то пошлость или близость. А потом он проводил ее до дома и пожелал спокойной ночи. И ушел.

Они начали встречаться и то лето было наполнено цветами, светом и теплом. Потом были и первые робкие поцелуи, и смелые объятия, и жаркая постель.

А потом она узнала, что беременна.

Она испугалась. Не зная что делать и как быть, она пошла к матери и во всем призналась. Она ждала поддержки от нее, и совета, потому что была сбита с толку. Но вдруг встретила резкие упреки. Дочери дипломата не приятно так себя вести. Незамужняя и беременная? Позор! Да и от кого ребенок? От старика, главы корпорации «Спрут»! Он отберет ее ребенка, а ее выкинет на улицу. Заклеймит их род несмываемым позором.

Родители говорили ей страшные и обидные вещи. А потом велели избавиться от ребенка. Но она отказала. И сбежала из дома. Кацуми думала пойти к Ямато и рассказать все ему, хотя сильно боялась, особенно после того, что ей наговорили родители. Она сомневалась. А вдруг он и в самом деле не примет ее с ребенком? Но все же насмелилась. И когда пришла к нему в дом, там уже никого не было. Ямато уехал. Это было странно.

В слезах Кацуми позвонила матери, и та ей все рассказала о том, что имела беседу с господином Ямато. Он отказывается принимать этого ребенка и вынужден уехать, чтобы не позорить свою фамилию. Кацуми слушала и горькие слезы катились по ее лицу безостановочно. Она была слишком наивна и верила каждому слову матери, хотя через множество лет узнала совсем другую правду. Мать, перед самой своей смертью покаялась ей и рассказала, что и в самом деле позвонила тогда Ямато. Только сказала совсем другое. Она соврала, сообщив что Кацуми не хочет его больше видеть, она полюбила другого, но не может ему в этом признаться из-за своей робости и просит мать сказать это и прекращает с ним всякое общение. Поэтому он так поспешно уехал.

Родился сын. Кацуми назвала его Кенджи и дала свою фамилию — Мураками. Про Ямато вспоминала она редко, затаив на него обиду. Когда же открылась истинная правда его отъезда, прошло уже так много времени, что Кацуми решила ничего не менять. Она теперь — старуха. Ямато и вовсе глубокий старик. А сын… он теперь в телевизоре выступает!

Неужели Ямато рассказал ему? — подумала Кацуми, глядя на сына. — Нет, не мог. Он вообще не знает, что у него есть сын. Тогда Кенджи рассказал? Он тоже ничего не знает. Но как же так получилось, что они оба вдруг оказались совсем близко друг к другу? Что притянуло их?'

Волнение и тревога начали одолевать душу. Кацуми села на стул, потом встала, принялась ходить по комнате. Она смирилась с потерей своей любви. Она смирилась с тем, что сын навсегда покинул ее дом. Но она не могла смирится с тем, что не расскажет ему все сама.

«Что, если он все же каким-то образом узнал? Нет, это исключено. Но вот Ямато со своей властью мог бы догадаться. Нет, Кенджи не должен узнать от него всю правду. Я сама должна рассказать. Пусть и так запоздало, но я должна рассказать. Не хочу ломать ему жизнь, как когда-то это сделала моя мать. Я ему все расскажу. Всю правду. А уж он пусть сам решает как поступить со всем этим».

С этими мыслями Кацуми Мураками подошла к шкафу, достала оттуда сумку, кинула туда необходимые вещи и вышла из квартиры. Она направлялась в аэропорт, чтобы найти своего сына и рассказать ему всю правду о его отце.

* * *

Поезд остановился на перроне в четыре часа дня.

Я вышел на перрон станции Синдзюку и не мог удержать улыбку. Токио. Я снова был здесь. Шум поезда, гул голосов вокруг, мелькание рекламных огней за окном станции — всё это казалось таким знакомым и в то же время новым, будто я никогда не уезжал, но при этом переживал всё заново.

Ноги слегка дрожали от предвкушения. В груди приятно щекотало. Здесь, среди этого хаоса, я наконец-то чувствовал себя дома. Пахло дождём и жареным мясом с уличных лотков. Люди сновали мимо, спеша по своим делам, а я стоял, впитывая каждый звук, каждый запах. Ветерок ласково касался лица, словно приветствовал меня.

Я так соскучился по этому городу. Словно открыл любимую книгу на давно знакомой странице, и вот сейчас снова переживал её строчку за строчкой. Это было не просто возвращение в Токио — это было возвращение к самому себе. Хотя, если подумать, я не был тут всего лишь один день.