Время колоть лед

ХАМАТОВА: Но в моем случае журналистов явно интересовала не я – Чулпан Хаматова, а какие-то прикладные, желтые или жареные подробности, за которые им потом заплатят деньги. Им неважно, каким путем они эти подробности добудут, что будет со мной, с моими детьми. С самого начала моего общения с прессой всё время повторялось одно и то же: журналисты приходят, разговаривают со мной, фотографируют, допустим, всю семью в нашем прекрасном доме, где жили мы с моим мужем Ваней, Ольгой Владимировной Волковой и ее мужем Володей – и всегда была куча народу, родных, близких, друзей. Такой гостеприимный открытый дом. Но всё, что там происходит, потом интерпретируется так, как выгодно изданию – жестко, обидно, с какими-то домыслами и инсинуациями. Потом у меня рождается Арина, которую мы с Ваней вносим в дом через черный ход, потому что у парадного дежурят папарацци. И дальше это нарастает как снежный ком. Потом, удочерив Асю, я вынуждена была прекратить всякое общение с прессой, не реагировать на попытку приписать ей тех или иных отцов, а мне мужей. Понимаешь, в чем проблема: этим журналистам была интересна не я, не наша семья и даже не дети. Им было интересно только то, что продается.

ГОРДЕЕВА: Это следствие ущербного развития в нашей стране желтой прессы, которая, поверь, тоже может выглядеть достойно. Основные принципы “нашего” пути однажды при мне сформулировал тогдашний генеральный директор НТВ Владимир Михайлович Кулистиков: “Вот есть новость, – поучал он молодых журналистов, – собака покусала человека. Это неинтересная новость, никто не будет это смотреть. Есть другая новость: собака покусала Аллу Пугачёву – это уже поинтереснее, может, и возьмем. Но суперновостью будет то, как Алла Пугачёва покусала собаку”. Такие задачи ставились перед молодой порослью “желтых” журналистов. И они старались их выполнить.

ХАМАТОВА: Но если Алла Пугачёва не кусала собаку, то они подтасовывали факты таким образом, чтобы получалась, будто кусала, – и именно в этом моя претензия. Как-то НТВ снимал репортаж о закладке первого камня в фундамент реабилитационного лагеря “Шередарь” для детей, перенесших рак. Я туда приехала со своими девочками. Знаешь, о чем вышел репортаж? О том, что меня выгоняют из “Современника”, что я расстаюсь с любимым и что у меня проблемы с детьми. Причем в этом репортаже были и мои слова! Они нарезали, по фразе, то, что я говорила на закладке камня, таким образом, что вышел нужный им желтый сюжет.

Финальный аккорд – история со мной и Серёжей Маковецким на съемках “Гибели империи”. Я в тот день заболевала: температура, головокружение, общее помраченное состояние. Но мы с Маковецким сидим на гриме, готовимся к съемкам. И вдруг откуда-то возникает журналистка. Никто ее не звал, никто с ней не договаривался, но она вот буквально в ноздри пролезла. Мы с ней пытаемся вежливо попрощаться: у меня температура, Маковецкий категорически не хочет никаких интервью давать. Но у нее план горит! Она настойчиво сует мне микрофон: “Вот вы, когда снимались в фильме «Московская сага»… – а я в нем не снималась! – что вы чувствовали?” – “Но я не снималась в этом фильме”. Однако ее не собьешь! Она говорит: “Тогда расскажите какую-нибудь веселую… – и очень громко перед моим носом щелкает пальцами, – …самую веселую, какую знаете, историю со съемок фильма «Московская сага»”. Я зеленею лицом – и от температуры, и просто от бешенства, а Серёжа Маковецкий не выдерживает. Он вскакивает и, точь-в-точь повторяя ее жест, щелкает пальцами перед ее носом и рычит: “А не хотела бы ты на хуй уйти отсюда!” И закрывает дверь. Это интервью было последним до момента появления фонда.

ГОРДЕЕВА: Фонд изменил твои отношения с прессой?

ХАМАТОВА: Фонд многое изменил, Катя. Для развития фонда, для освещения всего того, что происходит в фонде и благодаря фонду, для рассказа о наших врачах нужна была публичность. И, не сразу правда, мы начали выстраивать ее именно так, как всё происходит и до сих пор: я практически не даю интервью, в которых нет возможности рассказать о фонде…

ГОРДЕЕВА: Но мы остановились на том, что у фонда появился новый друг – “банановый король” Владимир Кехман.

ХАМАТОВА: Он хоть и “банановый король”, как ты говоришь, но, приходя в фонд, приносил нам черешню. И ее было столько, что мы ели сами и еще отдавали в хоспис, который, как известно, находится через дорогу от офиса “Подари жизнь”. Из знакомства с Кехманом как бы сами собой вытекают два обстоятельства: у нас появляется защитник и помощник в высоких кремлевских кабинетах – мы тогда были уверены, что Владимир Абрамович туда вхож, – и мы делаем большой концерт в Михайловском театре.