Время колоть лед

В общем, я обзваниваю всех наших замечательных артистов и объясняю им, что состоится встреча с Путиным, что нам это очень и очень важно, потому что нужно достроить клинику и не позволить отобрать ее у врачей, а Путин – это наша гарантия неприкосновенности. И разговоры эти примерно одинаковы: “Здравствуйте, Лия Меджидовна”. – “Привет, моя дорогая!” – “Это Чулпан. Перед концертом будет встреча с Путиным. Есть ли у вас какие-нибудь вопросы?” – “Это встреча же ради детей? Нет никаких вопросов!”

“Марина Мстиславовна?” – “Нет, у меня нет вопросов”.

Илья Лагутенко собирается говорить о проблемах с тиграми, Диана Арбенина – о транспортировке грудного молока в самолетах, у нее тогда только что родились двойняшки. В общем, у кого-то вопросы всё-таки есть, а кто-то решает помолчать.

Под конец, выдохнув, звоню Шевчуку. Он: “Зачем это всё вообще придумано?” – “Юра, это такая встреча, можно спросить действительно о важном”. – “Ясно”, – говорит Шевчук.

Собранные вопросы я передаю службе протокола. Словом, все довольны, но никто уже ничего не соображает.

И, главное, мы вообще-то приехали в Петербург, чтобы провести благотворительный концерт, о котором все уже, кажется, забыли. Но мы с Артуром Смольяниновым, моим соведущим по концерту, мужественно репетируем, идет прогон, на котором, кстати, меня поражает, что все взрослые и именитые артисты знают текст наизусть, молодые же не помнят ни слова. Ну не беда. Страшнее всего, что на сцене, покрытой буграми-вулканами для изображения планеты Маленького Принца, не удается установить здоровенную тумбу, стоя за которой должен выступать Путин: ну не влезает она ни в один кратер!

И тогда приносят скромный пюпитр. Закрепляют микрофон и под страхом смертной казни запрещают кому-либо к нему приближаться. Мы соглашаемся и продолжаем репетировать. Но тут являются протокольная служба и ФСО. Они приказывают: “Всем разойтись на обеденный перерыв – мы будем осматривать зал”. И репетиция прерывается на час. Тут я тебя теряю.

ГОРДЕЕВА: Мы с режиссером видеороликов пошли в “Бродячую собаку”. В самом начале прогона стало ясно, что видео не подходит под декорацию и, значит, его никто не увидит. Поправить это было невозможно. Мы отдали ролики техникам Первого канала и пошли пить водку и звонить Галечке Чаликовой, которая тогда лечилась в Америке. Мы звонили ей по видеосвязи. И она видела нарядный театр, шарики и даже приезд Путина, который вышел из машины и действительно с Грефом и детьми рисовал что-то мелом на асфальте. Потом все исчезли в недрах театра. А потом в новостях стали рассказывать какие-то дикие истории про встречу Путина с интеллигенцией.

ХАМАТОВА: Нас собрали в комнате, где Путин должен с нами, то есть с интеллигенцией, встречаться. Мы сидим и ждем, ждем, ждем. А фэсэошники, которые у Путина всегда поразительно красивы, молоды и интеллигентны, если можно так выразиться, не могут ответить ни на один вопрос: когда будет Путин? Насколько он опаздывает? Во сколько начнется встреча и, значит, на сколько задержится концерт? Путин опоздал на час с небольшим. Мамы с больными детьми уже в театре, а встреча наша еще не началась. И тогда Катя Шергова отважно идет разговаривать с фэсэошниками, просит поторопить шефа, потому что, если кто забыл, это благотворительный концерт, в зале много всё еще болеющих детей, они могут и не выдержать. Пока всё это тянется, я про себя зубрю любимый вопрос про вторичное налогообложение, фонду надо решить его любой ценой. Встреча с Медведевым мне в этом смысле не сильно помогла.

Я повторяю слова, стараясь сформулировать вопрос так, чтобы получалось покороче и как-то внятно. Тут входит Путин. Все рассаживаются. Марина Мстиславовна, у которой нет вопросов, по одну сторону, Алиса Бруновна – по другую, следом Лёня Ярмольник, у которого тоже нет вопросов. За ним – Юра Шевчук. Напротив меня сидит Ахеджакова. Она нервничает и переговаривается с Басилашвили. Разговор начинает Кехман, постоянно намекая всем присутствующим, что без него никаких концертов и встреч не было бы. Я рассказываю про вторичное налогообложение, то и дело натыкаясь взглядом на Лию. Я вижу, каких мучительных усилий ей стоит молчать, она практически скотчем себе рот заклеивает! Но Лиечка понимает, что сейчас будет благотворительный концерт, сейчас не до политики, и молчит, чтобы не помешать делу. Я говорю, говорю и чувствую, что у меня под платьем течет молоко. То есть я прямо ощущаю, как сквозь мое голубое концертное платье вдруг начинают проступать мокрые круги. Слово как раз берет Диана Арбенина, рассказывает, как в аэропорту заставляют выливать сцеженное молоко, и это ущемление прав детей. Мое молоко начинает прибывать с утроенной скоростью.

И тут встает Юра.