Читаем Время колоть лед полностью

Скажем, я предлагаю: “А можно у нас выступит Шевчук?” А он: “Посмотрите цифры, большинство населения страны даже не знает, кто это!” Я: “А вот Гребенщиков?” Он: “А вы послушайте, что думают о Гребенщикове в городе Новосибирске, например, городе-миллионнике, где даже есть университет!” И размахивает бумажками, где написано, что Борис Гребенщиков – чокнутый на буддизме сумасшедший старик с бородкой, смотреть которого будет ноль с чем-то там процентов, а Земфира – аморальная. И вот так одного за другим всех наших любимых прекрасных друзей этот человек разносит в пух и прах. И уже в каком-то отчаянии я тихо спрашиваю: “А… а Алла Пугачёва?” “Да Алла Пугачёва вообще не в числе первых! – отвечает Гохштейн. – Первый человек в нашем списке это…” Дальше он произносит имя и фамилию, которые я тут же забываю. Правда, потом вспомнила.

ГОРДЕЕВА: И кто же это?!

ХАМАТОВА: Надежда Кадышева.

ГОРДЕЕВА: Вот это да!

ХАМАТОВА: Да. Мне до того момента казалось, что обогнать по популярности Пугачёву не может в принципе никто и никогда. Но еще страшнее мне стало оттого, что я никогда даже не слышала фамилии обогнавшего! Однако Гохштейн не останавливался и меня не жалел. Дальше понеслось: у него был огромный список артистов, ни одного из которых я не знала, но мне, видимо, предстояло со всеми познакомиться, созвониться и договориться об участии в концерте. Кажется, уже тогда в списке были Лепс и Михайлов.

Вероятно, лицо мое перекосилось настолько, что Гохштейн смилостивился: “Ладно, мы поможем вам собрать артистов, которых вы не знаете, и небольшое количество ваших друзей смогут все-таки выступить, чтоб разбавить концерт”.

Я вышла из его кабинета в полном ощущении перевернутого-передернутого мира. Мне кажется, наше согласие на условия, которые поставила “Россия”, стало самым первым и самым большим шагом на пути к коллаборационизму, в котором потом нас постоянно будут упрекать. И это действительно сильно затронуло мою душу, совесть, сердце.

ГОРДЕЕВА: Мы собрались тогда на заседание фонда. И общая мысль была такой, что мы не просто предаем наших друзей, не приглашая их на этот концерт, мы предаем себя.

ХАМАТОВА: У меня прямо перед глазами стоит картинка: Валера Панюшкин под красным фонарем ЦДЛ, где мы собрались тем вечером. Он кричит, пытаясь мне доказать, что мы “теряем лицо”. А я молчу, хлопаю глазами и не спорю.

ГОРДЕЕВА: В этот момент Гриша Мазманянц произносит легендарную фразу: “Если мы сейчас не потеряем лицо, то скоро наступит жопа”. А я напоминаю Панюшкину им же придуманную фразу: “Бабло побеждает зло”. Слушай, я, наверное, меньше всех чувствовала болезненность этого компромисса. Я же работала на телевидении и понимала, что если нам нужен рейтинг (а в нашем случае рейтинг – это деньги для фонда), значит, надо поступать так, как велит тебе этот Гохштейн, и черт с ним. Мы выносим вопрос на голосование и сами себя уговариваем, что ради фонда мы должны пойти на это, как говорит Панюшкин, “водяное перемирие” и сделать концерт по всем правилам телеканала “Россия”. Но мы решаем, что сами придумаем сценарий, и это будет… сказка.

ХАМАТОВА: Да. Сказка по жанру, но не по сути. История про ребенка, который в чужом городе попадает в больницу, совсем один, опираясь только на свою испуганную маму, а выходит оттуда, победив болезнь, окруженный друзьями и заботой десятков тысяч неравнодушных людей, имен которых он даже никогда не узнает.

Ты придумываешь, что главным героем сказки будет Серёжа Сергеев. А Дина подбирает чудесный образ – круги на воде… Человек, заболев, как камень падает в воду, вокруг него образуются круги – это помощь людей, которые один за другим оказываются рядом. Это родители, врачи, волонтеры, фонд, доноры крови, благотворители. Мы хотели объяснить, как всё оказывается взаимосвязано в судьбе заболевшего ребенка, кто в этом участвует и на что мы тратим деньги, которые собираем.

Мы сообща придумываем эту историю, но почему-то совсем не озадачиваемся вопросом, кто будет режиссером концерта и кто – сценаристом.

ГОРДЕЕВА: Потому что как данность принимается факт, что концерту, организуемому телеканалом “Россия”, режиссер не нужен. Мы с Панюшкиным пишем сценарий. Я мотаюсь с бумажками из телецентра к нему в “Сноб”. А ты вдруг становишься исполнительным продюсером мероприятия. И открываешь для себя волшебный мир популярной российской музыки.

ХАМАТОВА: Не только. С текстами, которые вы с Панюшкиным написали, я ношусь по всей Москве: созваниваюсь с драматическими артистами, которых мы хотим заманить на концерт, еду к ним в гости, в гримерку, на площадку, где они снимаются, куда угодно. И читаю ваши тексты вслух. И чтобы всё успеть, отказываюсь от предстоящих съемок в каком-то кино.

ГОРДЕЕВА: В каком?

ХАМАТОВА: Можешь себе представить, не помню. Тогда это показалось неважным. Съемки надо было бы вписывать в график подготовки к концерту, а они не вписывались. И я плюнула. Важно было сделать концерт.

Перейти на страницу:

Все книги серии На последнем дыхании

Они. Воспоминания о родителях
Они. Воспоминания о родителях

Франсин дю Плесси Грей – американская писательница, автор популярных книг-биографий. Дочь Татьяны Яковлевой, последней любви Маяковского, и французского виконта Бертрана дю Плесси, падчерица Александра Либермана, художника и легендарного издателя гламурных журналов империи Condé Nast."Они" – честная, написанная с болью и страстью история двух незаурядных личностей, Татьяны Яковлевой и Алекса Либермана. Русских эмигрантов, ставших самой блистательной светской парой Нью-Йорка 1950-1970-х годов. Ими восхищались, перед ними заискивали, их дружбы добивались.Они сумели сотворить из истории своей любви прекрасную глянцевую легенду и больше всего опасались, что кто-то разрушит результат этих стараний. Можно ли было предположить, что этим человеком станет любимая и единственная дочь? Но рассказывая об их слабостях, их желании всегда "держать спину", Франсин сделала чету Либерман человечнее и трогательнее. И разве это не продолжение их истории?

Франсин дю Плесси Грей

Документальная литература
Кое-что ещё…
Кое-что ещё…

У Дайан Китон репутация самой умной женщины в Голливуде. В этом можно легко убедиться, прочитав ее мемуары. В них отразилась Америка 60–90-х годов с ее иллюзиями, тщеславием и депрессиями. И все же самое интересное – это сама Дайан. Переменчивая, смешная, ироничная, неотразимая, экстравагантная. Именно такой ее полюбил и запечатлел в своих ранних комедиях Вуди Аллен. Даже если бы она ничего больше не сыграла, кроме Энни Холл, она все равно бы вошла в историю кино. Но после была еще целая жизнь и много других ролей, принесших Дайан Китон мировую славу. И только одна роль, как ей кажется, удалась не совсем – роль любящей дочери. Собственно, об этом и написана ее книга "Кое-что ещё…".Сергей Николаевич, главный редактор журнала "Сноб"

Дайан Китон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное