— Слыхала я, что когда-то твой дед тоже подарил венок моей прародительнице. Говорят, будто это не принесло им счастья, но я, уж так и быть, согласна стать твоей королевой до следующего восхода солнца. Но не дольше.
Как она сказала, так и вышло. Вдвоём с Браннаном они надели венки из листьев и зажгли первый огонь этого Бельтайна, а когда пламя взметнулось к небесам, взошли на высокий трон, сев во главе праздничного стола. В ту ночь Алисандра вкушала лучшие яства и вина, пела и танцевала в круге до упаду; подобрав пышные юбки, прыгала через костры, усыпавшие травы искрами, и под её стопами расцветали чудесные цветы, а на тонкие одеяния из тончайшего паутинного шёлка, молодой листвы и капель весеннего дождя слетались ночные мотыльки.
Все взгляды были обращены только на неё, звучали здравицы в её честь, барды посвящали ей свои баллады. Небеса полыхали закатным огнём, и такой же огонь горел в глазах Браннана, когда он смотрел на свою спутницу.
И только Лисандр не принимал участия в общем веселье. В ту ночь до самого рассвета он пил вино в одиночестве, так и не разделив ни с кем жар Бельтайна. Охваченный яростью и обидой, Король-без-королевства сломал о колено тисовое копьё — подарок Браннана, — а после сорвал с глаза повязку — дар Каллахана. Здесь, в королевском бруге, почти ставшем его новым домом, Лисандр снова ощутил себя чужаком, и всё из-за сестры. Он сотню раз корил себя, что пригласил ко двору Алисандру, но пожалел об этом ещё больше, когда та решила остаться на всю светлую половину года, до самого Самайна.
Браннан обрадовался этому известию, но оказалось, что Алисандре больше по сердцу пришёлся младший принц Шон, с ним она часто проводила время. И немудрено — ведь оба они были сновидцами, и им было о чём поговорить.
Когда Лисандр почти смирился, что до самой зимы ему придётся жить в тени её славы, случилась новая напасть: Каллахан и Браннан крепко поссорились, и король-филид решил покинуть Тайные земли. Лисандр рыдал. Пожалуй, во всех мирах не было другого эльфа, настолько искренне желающего, чтобы царственные братья примирились. Напрасно он тогда снял повязку. И хоть нашёл её потом, и надел — но, видимо, успел сглазить всё вокруг. Другого объяснения происходящему у него не было.