Вскоре стало ясно, что близнецы, схожие ликами и статью, не сходятся больше ни в чём. Если Каллахан говорил «да», Браннан отвечал «нет». Если же Браннан соглашался, Каллахан начинал спорить. Два других принца пытались их примирить, но всякий раз лишь пуще ссорились: ведь Эйвеон всегда был за Браннана, а Шон — за Каллахана, и не стало меж ними мира.
Сердце короля Финварры не знало покоя: он знал, что сыновья любят друг друга, но видел и грядущую вражду, что уже пустила корни. Противоречивое пророчество обрело смысл, но король до сих пор не понимал, который из его наследников станет лучшим правителем. Каллахан казался ему чересчур мягким, Браннан — излишне жестоким. Он то думал, что на наследников дурно влияет Эйвеон, известный своей несдержанностью, то начинал мысленно упрекать Шона, чья смешанная кровь делала того слишком человечным.
Но настал день, когда Финварра получил приглашение на остров Аннуин от самой Прародительницы Эльфов. А известно, что всякий, кто отправляется туда, может вернуться в тот же миг, или через сотни лет, или даже не вернуться вовсе. Брат Финварры — Фиахна — ушёл вместе с ним. Перед отъездом король должен был огласить имя преемника, но так и не смог выбрать, назначив — неслыханное дело — обоих сразу. Он предложил, чтобы Каллахан правил от Бельтайна до Самайна, на светлой половине года, а Браннан — от Самайна до Бельтайна, на тёмной. И все согласились, что так будет справедливо.
Стоило лишь Финварре отправиться в путь, как приключилась новая напасть: королева Благого двора Медб прислала сватов. «Любой из юных королей сгодится, чтобы стать моим мужем», — так она сказала. Говорят, в тот год от гнева королевы Ооны все деревья волшебной страны пожелтели в одночасье. Оона ненавидела Медб, а та отвечала ей взаимностью. Из их вражды в своё время вспыхнул огонь, разделивший волшебную страну на два двора. Обе были королевами, только Медб правила с давних пор, а Оона потеряла трон, потом вновь обрела его и не желала терять. Но ещё больше она не хотела отдавать сопернице своих сыновей. Никого из них.