Время и боги: рассказы

— И когда он заговорил о своем настроении, парни догадались, что он такое, ибо священник повернулся к ним, и они увидели его глаза. Им и в голову не приходило, что внутри него может гореть свет, ибо он с самого начала шел впереди них и был одет во все черное — в черный плащ, в странные черные гетры и широкополую черную шляпу, и казался чернее самой ночи. Но сейчас четверо парней увидели страшный свет, пылающий в его глазницах; глаза у него были синими, как ночное небо перед появлением первой звезды, а в маленьких зрачках (точнее, там, где должны были быть зрачки) пылало яркое пламя, в котором каждому из четверых, возможно, было суждено гореть вечно — пламя не красное, а цвета молнии, и оно моргало, прыгало и разгоралось все ярче. Тут они догадались, о каком настроении он говорил, и что ненастная, бурная ночь действительно подходит к этому настроению лучше всего, — и я даже думаю, что дело, которое он исполнял, тоже ему нравилось.

И парни поняли, что перед ними никакой не священник, а просто ряженый протестант. Он сам подтвердил это, когда они заклинали его Святым Духом сказать, что он такое. „Я — настоятель собора Святого Патрика, — сказал дух, — и мое тело покоится там в усыпальнице в подтверждение того, что мои слова — правда“. И, обнаружив, что перед ними не настоящий священник, парни немного успокоились. А призрак снова зашагал через болота, преодолевая самые опасные места с такой легкостью, словно шагал по вересковому полю, и парням не оставалось ничего другого, кроме как последовать за ним, хотя все они знали болота с раннего детства. Меж тем стало совсем темно, и им пришлось поднажать, чтобы не упустить из вида его черную шляпу, с трудом различимую на фоне того, что осталось от звезд. А священник — или призрак — начал к тому же подтанцовывать на ходу, делая это легко и изящно, словно обдумывал какую-то шутку, которая была у него на уме.

Тут надо сказать, что поначалу лицо убитого полисмена и ощущение его мертвого веса немного пугало парней, ибо они все-таки были еще очень молоды, но это пританцовывание напугало их гораздо сильнее, и страх их рос, по мере того как юноши чувствовали в себе желание пуститься в пляс вместе с настоятелем, что было довольно непросто, особенно если учесть, что им приходилось тащить обмякший, податливый труп. Так они двигались к длинным кочкам, и всю дорогу мертвый настоятель танцевал во главе процессии, а молодые люди делали все, чтобы идти как подобает на похоронах, однако с каждым шагом им становилось все труднее контролировать свою походку. Когда же они, наконец, добрались до места, где, согласно полученному приказанию, им следовало опустить мертвое тело в глубокую бочагу, покойный настоятель и вовсе пустился вприсядку, исполнив самую настоящую джигу, и тогда они снова увидели его лицо и пылающий в глазах огонь, и подумали о его настроении…

— Что вы разумеете под его настроением? — перебил я Ларри, ибо он уже несколько раз употребил это не вполне понятное слово.

— Я разумею, — ответил он, — танец Гнева и Безумия, которые прыгают и кружатся в приливе чистой радости от того, что наконец-то встретились. Во всяком случае, я думаю, что так и было, хотя я, конечно, никогда не видел этих глаз. Парни описывали их мне еще до того, как стали такими, как сейчас, и я думаю, что покойный настоятель был самым безумным из всех духов, что когда-либо вырывались из Преисподней, чтобы бродить по земле в часы между полуночью и криком петуха. Впрочем, наверняка я, конечно, сказать не могу, ибо ребята утверждали: в том, что он им говорил, хватало здравого смысла, хотя никто из них так и не смог припомнить, что именно дух сказал им после погребальной службы.

А он действительно отслужил что-то вроде панихиды над мягкими, колышущимися мхами, в которые юноши опустили мертвое тело. Он сделал все, что мог, хотя и был всего лишь протестантом. Никогда не наступайте на такие мхи, сэр. Они ярко-зелены или багряны, или окрашены в другие сочные цвета, так что вам будет легко их распознать. Но если вы все-таки наступите на них, вы будете столетие за столетием лежать в глубине болот, совершенно не тронуты тлением, и ваши друзья без труда опознают вас, даже если пройдет целая тысяча лет. Я уверен, что и на Страшном суде этот полисмен будет как новенький — уцелеют и его форма, и пуговицы, и это станет веской уликой против кое-кого из наших, если Божественный взгляд на политику хоть в чем-то отличается от того, что мы здесь думаем. Конечно, не мне судить, какие политические взгляды исповедуют на Небесах — как, впрочем, и на земле. Я всегда старался держаться подальше от политики.