— Лет через пять вы с Артуром добьетесь такого успеха, что вам начнут предлагать партнерство другие фирмы — в Нью-Йорке, в Филадельфии. Не уезжайте отсюда. Здесь вы заработаете больше денег, у вас будет потрясающая фирма, и люди из Нью-Йорка и Филадельфии будут приезжать к вам. Вы не будете работать на них, как младшие партнеры и вообще как партнеры. Вы сами сможете ставить клиентам свои условия. В наших краях ваша фирма станет единственной фирмой, с которой важные люди из Нью-Йорка и Филадельфии захотят иметь дело.
— Хм.
— Многие люди будут задаваться тем же самым вопросом, который задал мне ты. Почему вы с Артуром стали партнерами? Что ж, совершенно очевидно, что ты отлично ладишь с Артуром, а он с тобой. А поскольку вы так хорошо ладите, люди скажут: похоже, что вместе они чувствуют себя еще увереннее, чем по отдельности. Так почему же не иметь дело с двумя прочными фирмами, слившимися в одну? Позднее я, из уважения, поговорю со старшим Мак-Генри, а потом мы выпишем им чек.
— Отец, я просто не знаю, как тебя благодарить.
— Я скажу тебе, Джо, как именно. Стань таким человеком, каким мне всегда хотелось стать, но не удалось. Мне не надо просить тебя не мошенничать, но я надеюсь, что тебе удастся прожить жизнь, не совершая жестоких, низких и подлых поступков. И вот еще что: я написал завещание. Большую часть моего состояния получит твоя мать. Я оставляю тебе сто тысяч долларов и предлагаю тебе вложить их во что-то и забыть о них. Сделай вид, что у тебя их просто нет. Зарабатывай деньги сам и на эти деньги живи. И еще я завещал двадцать пять тысяч Эдит.
— Отец, извини, пожалуйста, но ты проливаешь виски.
За разговором Бен не заметил, что наклонил свой стаканчик и разбавленное водой виски капало теперь на брюссельский ковер.
— «Хочешь иметь, не растрачивай попусту», — сказал Бен. — Не знаю, к чему я это сказал. Это выражение тут совсем некстати. Но, как я уже упомянул, я оставил Эдит двадцать пять тысяч. Я бы хотел оставить что-то и Энн, но у тебя, конечно, родятся и другие дети, и будет несправедливо упомянуть Энн и исключить остальных — тех, которые еще не родились. Так что ты уж за меня о них позаботься. Я знаю, ты это сделаешь.
— Отец, весь этот разговор, все эти сведения…
— Да, сынок?
— Я надеюсь, они не указывают на то, что ты настроен пессимистично. И надеюсь, они не говорят о твоем мрачном настрое. Человек, переживший апоплексический удар, конечно, не полетит играть в теннис, но может прожить еще много лет.
— Да, он может, но
— Я никогда не продам этот дом, или по крайней мере надеюсь, что мне не придется его продавать, — сказал Джо.
— Будь моя воля, я бы попросил, чтоб меня кремировали, чтоб мои останки могли покоиться в этом доме, но, полагаю, в Гиббсвилле такое невозможно. Я ни разу не слышал, чтобы в Гиббсвилле хоть кого-нибудь кремировали. А это настолько разумнее.
— Но слишком жестоко, по-моему. Я не сторонник кремации.
— Не знаю, мне это кажется намного разумнее, — сказал Бен. — Джо, разговорами на такие мрачные темы я тебя подвергаю весьма неприятному испытанию, но у меня есть на то причина. Я открою тебе одну тайну. Я не думаю, что этот удар у меня первый. Я думаю, это был уже второй. Мне кажется, что первый был два года назад. Он был не такой тяжелый, как этот, но все же очень похожий на него, так что не исключено, что это все-таки был удар. Хотя, может, и нет. Это случилось, когда я был в Филадельфии, не помню уж по какому делу. Я вернулся в отель где-то после полудня, зашел в свою комнату и потерял сознание. И лежал так, пока не пришла горничная подготовить ко сну мою постель. Она и позвала врача — врача из этого отеля. Он спросил меня, есть ли у меня врач в Филадельфии, и хотел пригласить его ко мне, но мне не хотелось поднимать шум и я на следующий день вернулся домой. Я никогда об этом не рассказывал ни твоей матери, ни кому-либо другому, но тебе сейчас рассказываю. Возможно, это был легкий удар.
— Судя по всему, это