Время, чтобы вспомнить все

— Помимо той ценности, которую мы представляем для самих себя, мы еще кое-что значим для Гиббсвилля, — сказал он Эдит. — Когда в 1892 году основали этот клуб, его члены делали вид, что это не более чем сборище друзей-единомышленников. Но, как мы видим сейчас, те, кто основал этот клуб, выбрали в него стоящих людей. И причина того, что двадцать восемь лет спустя клуб так же хорош, как и прежде, очевидно, в том, что двадцать восемь лет назад он был ничуть не хуже. Понимаешь, что я хочу сказать? Этот клуб могли бы основать и на двадцать восемь лет раньше — в 1864-м. И в 1864 году в него вошли бы те же самые семьи, что и теперь. В Гиббсвилле есть немало славных людей, которые могли бы стать отличным пополнением клуба. Например, мне бы хотелось, чтобы его членом стал Уит Хофман. Я бы приветствовал Уита Хофмана. Но так называемые отцы-основатели не сочли старика Хофмана подходящей кандидатурой, и у них, вероятно, были на то основания. А вот, например, Билли Инглиш… Его отец был мошенником, который потом застрелился, но этот мистер Инглиш был членом клуба с самого его основания, и потому Билли тоже член клуба, и его сын Джулиан имеет право стать членом клуба, когда умрет его отец, что, я надеюсь, случится еще очень и очень не скоро. Джулиану, правда, придется здорово остепениться, но мы, разумеется, не станем вменять людям в вину их университетские проделки.

— Джулиан Инглиш — гадкий парень, и таким и останется, — сказала Эдит.

— Тем не менее он имеет право стать членом клуба, когда умрет его отец. Если его не примут, а вместо него возьмут кого-то другого, это уже не будет «Второй четверг». Его тогда можно распускать.

— Я лично предпочла бы, чтобы людей в клубе было меньше, — сказала Эдит.

Джо улыбнулся.

— Их и будет становиться меньше. Смерть об этом за тебя позаботится. Первоначально в клубе было двадцать пар, но не у всех из них были сыновья, которые могли бы унаследовать право стать членом клуба. И не у всех теперешних членов клуба будут сыновья. Членство Мак-Генри чуть было не закончилось на Артуре, и вполне может на нем закончиться, если у них с Роз не родится сын… Кстати, по поводу клубов, я собираюсь заняться гольфом!

— И перестанешь играть в теннис?

— Не совсем. Но, как ты помнишь, мне уже пошел тридцать девятый год. А в следующем году пойдет сороковой, так что пора уже учиться старческим играм.

— И ты будешь носить бриджи?

— Нет, я буду носить белые брюки. Я с таким трудом уговорил отца и мать позволить мне носить длинные брюки, что теперь так просто с ними не расстанусь. Ты представляешь, они заставляли меня носить бриджи до пятнадцати лет.

— Да, я помню.

— Поэтому я так часто ношу брюки с сапогами. По крайней мере это не бриджи, и я не выгляжу как какой-то недотепа-переросток. Как это мы говорили? Дуралей несчастный. «Эй, ты, дуралей несчастный!» Так мы когда-то обращались друг к другу. «Смертным, которые верны своим стекловидным жилищам, не следует обладать болезненной склонностью к диссидентству». Знаешь, что это значит?

— Нет, не знаю.

— «Обитатели стеклянных домов, не бросайтесь в других камнями». «Смертным, верным стекловидным жилищам, не следует обладать болезненной склонностью к диссидентству». Лучше бы я помнил что-то важное, а не такую вот ерунду.

— У тебя отличная память, — сказала Эдит.

— Да, на определенные вещи, но не на все, — сказал Джо. — Ну а ты будешь заниматься гольфом?

— Не знаю. Мне бы хотелось заняться какой-нибудь физкультурой, а в Гиббсвилле еще немного, и дамы забросят даже верховую езду. Я подумала: возьму несколько уроков у какого-нибудь профессионала и посмотрю, нравится мне это или нет. Я могла бы играть по утрам, пока дети в школе. Роз хотела бы заняться гольфом, и поначалу мы все будем дабберами.

— Ты хотела сказать — дафферами[29].

— За исключением жен, которые играют в гольф там, где проводят лето.

— Да, кстати, это еще одна тема, которую нам надо обсудить. Мы будем снимать этим летом коттедж в Вентноре? Я получил сегодня утром письмо от агентов. Тебе не нужно решать это сейчас, но я думаю, мы должны им ответить через неделю или дней через десять.

— Я уже об этом думала. Я считаю, что детям хорошо бы куда-то уехать на лето, и мы все любим океан. Но с тех пор как нас напугали акулами, мое отношение к Вентнору переменилось.

— Но ведь это случилось два года назад? — сказал Джо.

— Пусть так, но акулы могут вернуться. И я слышала, что газеты сообщали далеко не обо всех происшествиях.

— Однако мы не видели там ни одной. Ты никогда их не видела, и я никогда их не видел.

— Слава Богу, не видела. Я бы упала в обморок. От одних снимков становится страшно. Нет уж, спасибо, — сказала Эдит. — Я хочу поехать в какое-то другое место.

— На Марта-Виньярд[30]? В Мейн? Куда тебе хочется поехать?

— В Мейне вода для детей слишком холодная, а на Марта-Виньярд… Люди из Пенсильвании пытаются там подружиться с кем-то из Бостона, и никакого толку. Эти бостонцы глядят на тебя сверху вниз и так и ждут, что ты скажешь какую-нибудь глупость. Ты знаешь, что продается ферма Риглеров?