— У вас, товарищ ефрейтор, понятия о дружбе вполне определенные, их одной дискуссией не изменишь. Так что нечего вам время тратить на диспуты, займитесь-ка приборкой во взводном кубрике. Что же до любви — в армии все равно некогда заниматься подобной глупостью. Вы же сами говорили. Вот вернетесь на гражданку — сколько угодно.
Явно же Головкин третирует Рубахина,, а тот — ни звука. Тоже характер. И тут Беляков заговорил:
— Разрешите, товарищ младший сержант, и мне заодно остаться? Мои понятия по затронутым вопросам еще более определенные. И вообще, в армии, по-моему, дискутировать не о чем. Что сказал сержант — то и есть непререкаемая истина.
Вот это выдал наш молчун! Ну, думаю, быть грозе. А Головкин даже бровью не повел. Он, кажется, у лейтенанта перенял привычку улыбаться в самый неподходящий момент. Так вот, улыбается и говорит:
— Молодец, рядовой Беляков. У вас чувство товарищеской взаимовыручки всегда на первом месте. За кого угодно отработать готовы. Хвалю. Можете даже всю работу взять на себя.
Вот ситуация! Значит, и мне из солидарности оставаться надо?.. На счастье, лейтенант забежал в кубрик и напустился на нас:
— Почему опаздываете? Сами же будете критиковать, что охват людей культ-мероприятиями у нас не полный. Ну-ка, марш бегом в клуб!
Приятно такие приказы выполнять.
Бежим что есть духу, а Рубахин и говорит командиру:
— Товарищ младший сержант, я после диспута кубрик прибрать успею.
А тот:
— Ладно вам! Вместе как-нибудь по-быстрому управимся.
Видно, лейтенант не столько нас троих, сколько Головкина выручил сегодня. Хоть бы помирились они наконец. Может, мне все же сказать младшему сержанту потихоньку, будто Рубахин извинился?..
А диспут, правда, получился интересный. Лейтенант вместо доклада какой-то очерк из журнала прочитал. О том, как у солдата знакомая девчонка замуж вышла, пока служил. Вроде любил он ее. Солдат, как узнал, только стиснул зубы покрепче, и сколько потом всяких испытаний на дороге его ни попадалось, даже ногу ни разу в строю не спутал. Во парень! Все, мол, естественно. В девятнадцать лет девушки — готовые невесты, а мы когда-то еще женихами станем! По-моему, правильно. У меня, например, кроме родителей да товарищей, дома никого не осталось. Меньше печалей. А то обзаведутся невестами в восемнадцать лет — начинаются потом всякие муки, как у нашего Белякова.
Однако не все согласились. Особенно девчонки. Ез наших тоже кое-кто настаивал, что служба для любви не помеха. Словом, диспут получился. А уж после спорили обо всем подряд.
Потом танцевали. Я тоже танцевал с одной второкурсницей. Глазищи у нее — что объективы. Заглянешь — жуть берет. Как в пропасть падаешь. Я-то, конечно, не упал, хотя и держался на самом краешке. В пропасть, бывает, тоже любопытно заглянуть — для тренировки. В общем, хотя и станцевал разок, так и не познакомился. Но узнать, как ее зовут, все же, наверное, стоило...
Беляков наш поначалу в углу прятался. Он, по-моему, просто стеснительный парень. Такой один рае познакомится — и на всю жизнь. Эх, девчонки, ничего-то вы в парнях не понимаете. Да я бы на месте любой из вас за того Белякова двумя руками держался. Уж этот не обманет... .
Лейтенант наш, кажется, со всеми симпатичными девчатами перетанцевал. Впрочем, несимпатичных на вечере не было. Может, это так кажется после двухмесячного сиденья в полку?.. Да уж лейтенанту нашему можно вовсю пользоваться своими «данными». Высокий, притягательный, веселый, а главное — человек с положением. Любая пойдет.
Познакомил он Белякова с одной хохотушкой. (Тоже, носятся у нас все с этим Беляковым.) Впрочем, ничего у них, конечна, не выйдет. Полная противоположность. Правда., Беляков весь вечер ходил за нею, как теленок, да на лейтенанта поминутно оглядывался. Наверное, двух слов связать не мог, чтобы поговорить, помощи ждал. Как будто командир взвода обязан помогать своим подчиненным в таких делах.
Провожать гостей до КПП пошли многие. Беляков, на удивление, — тоже. А я вернулся в казарму, взял наставление по огневому делу и засел в ленинской комнате, пока все не вернулись к поверке. Правда, никаких траекторий не видел. Все «оптика» чудилась. Небось еще сниться станет. Она потом этой «оптикой» так и стреляла в нашего лейтенанта. Головкин начал было за нею ухаживать, а как заприметил, куда она поглядывает, — сразу ретировался. Но лейтенант, кажется, ее единственную и не пригласил ни разу... Тоже глупенькая. Не понимает, что для нашего лейтенанта и танцы эти, наверное, были воспитательной работой. Он хитрый парень — конечно, наставлял девчонокчтоб солдат в самоволку не сманивали. У нашего батальона с техникумом связи давние, так что многие танкисты там знакомых имеют.
Но все к лучшему. Стань она в меня своими глазищами стрелять — неизвестно, чем бы кончилось. Об этих девчонках только начни думать — в голове места свободного не останется. А мне еще законы баллистики туда вталкивать надо.
И все-таки до чего хороша!.. Интересно: провожает ее кто-нибудь сегодня?..»
Лейтенант Иван Карелин: