Временно исполняющий

За окнами стало еще темнее — очень низко, казалось задевая за крыши домов, ползла зловещая черная туча. Между ней и плывшим вслед таким же аспидно-черным облаком зиял, сужаясь, просвет голубого неба, но его быстро заволокло.

— Пожалуйста, не прозевай врача.

Анфиса Сергеевна быстро ушла, и Павел Андреевич, понимая, что на сердце у нее очень тяжело, не почувствовал угрызений совести — состояние дел в пограничном отряде для него было выше всяких личных обид, а в данный момент он был уверен, дела там обстоят далеко не блестяще. Требуется вмешательство командира. А что касается заместителей, то и они не без греха. Это «они» в его сознании возникло впервые и сразу же заставило усомниться в правомерности обобщения. Ставя Тимофеева на одну доску с Суровым, он, командир, грешил против истины.

По окну застучали крупные капли дождя, и Павел Андреевич, отвлекшись от своих мыслей, проследил за тем, как они, ударяясь о стекла, разлетались, образуя причудливый рисунок. Дождь, однако, так и не разошелся.

Когда вернулась жена, Павел Андреевич пребывал в состоянии непоколебимой решимости ехать. Мыслями он был уже дома, в отряде, у себя в кабинете, сидел в торце стола, по обе стороны которого расположились заместители и другие начальники отделений и служб; первым, как обычно, докладывал начальник штаба…

— Не застала главврача, — запыхавшись, произнесла Анфиса Сергеевна. — А без его разрешения не выписывают.

— Успеется. — Недовольный тем, что его отвлекли от мыслей, Павел Андреевич исподлобья взглянул на жену. — Такси заказала?

— Успеется. — Она улыбнулась.

Оба рассмеялись. Павел Андреевич, словно испугавшись, что может отмякнуть и поддаться уговорам жены, поспешно сказал:

— Не гляди, что смеюсь. Завтра летим, и на другое не надейся.

— Хорошо, Паша, хорошо. Пусть завтра. Но знаешь о чем я подумала?

— О чем же?

— Не хочется лететь самолетом. Не знаю даже почему. Предчувствие, что ли…

— Глупости. Все будет хорошо. И встретят нас. И только, ради бога, ничего не придумывай.

— Единственный раз послушайся меня. Поедем поездом. Погоди возражать. Я уже выясняла: достать билеты не составит труда. А купленные на самолет сдам в кассу. Право, Паша. Подумай хорошенько.

Павел Андреевич слушал, не возражал, но и не соглашался. Слушал он, однако, невнимательно. Глядя в окно, думал о Сурове, о своем легкомысленном решении доверить ему отряд. Вот и натворил дел — за месяц не разберешься. Все-таки, что ни говори, следовало оставить за себя Тимофеева, а Суров пускай бы глубже вникал в дело.

Вдруг его осенила новая мысль: Суров не случайно назначен именно в его отряд. Васин Иван Маркелович всегда смотрит вперед, зря ничего не делает. Стало быть, нового начальника штаба ты, Павел Андреевич, получил, так сказать, с перспективой, себе замену. Мысль эта не показалась Павлу Андреевичу вздорной. Почему бы не видеть в Сурове будущей замены? Ну, скажем, через три-четыре года. «Я, в принципе, не против. Но подсиживать меня, Юрий Васильевич, подрывать авторитет командира — этого я не позволю, даже будь за твоей спиной три Ивана Маркеловича. Сначала освой доверенный участок работы, врасти в него, а там видно будет, чего ты стоишь, заслуживаешь ли назначения. Пока вижу одно: из кожи вон лезешь, себя напоказ выставляешь».

После обеда Анфиса Сергеевна собиралась, а Павел Андреевич анализировал сообщение Евстигнеева, находя в нем много сомнительных мест. И даже более того — лживость. Подумал, что происшествие в автороте могло случиться при нем, до отпуска, и перекладывать вину на кого-то не пришлось бы. Останься он в отряде до холодов, тоже снял бы с объекта строителей и перебросил на вторую чинить отопительную систему. В отношении Духарева, может быть, допущена излишняя горячность, и Суров, если рассудить по совести, не так уж много взял на себя, задержав рапорт.

Службист до мозга костей, Павел Андреевич отдал должное умело проведенному Суровым пограничному поиску. Твердость начальника штаба, как, впрочем, и устранение им Платонова от вмешательства в свои действия, тоже пришлись Павлу Андреевичу по душе: в схожей ситуации он поступил бы точно так же, если не резче.

Переоценка фактов продолжалась, и в конечном итоге это неизбежно привело Павла Андреевича к той грани логического мышления, когда вопрос: «Чего же ты хочешь от Сурова?» — поставил Павла Андреевича перед необходимостью ответить на него без уверток. Вопрос оказался не из легких.