Временно исполняющий

Вернувшись к себе, Суров все еще находился под впечатлением слов Тимофеева. Тот не очень настаивал на своем предложении, но в то же время чувствовалось, что ему не по душе внезапный выезд на границу большой группы офицеров, направляемых туда для оказания практической помощи офицерам застав. Ведь задуман не просто очередной выезд. Он усложнен штабными учениями, которые затем должны перерасти в общеотрядные, с ночным поиском, да еще при крайне плохой погоде, причем единственным средством передвижения — для всех — избраны лыжи.

Весь день ушел на подготовку к учениям. Решив оттянуть мероприятия не более чем на два дня, Суров досконально изучил маршруты движения каждой группы, вместе с Кондратюком и Ястребенем проиграл на картах предполагаемое развитие учений и поиска. Ястребень, не в пример Кондратюку, с явным одобрением отнесся к предстоящим учениям. Его было не узнать, деятельного, быстро и с большой охотой выполняющего поручения Сурова. Он окунулся, что называется, в свою стихию. Суров диву давался той быстроте и энергии, с какими Ястребень готовил вводные для участников учений, подбирал карты для каждого, вместе с офицерами службы тыла проверял материальное обеспечение, вплоть до подгонки лыж и мази к ним.

К исходу дня Суров устал. По его прикидке, со времени приезда к новому месту службы, исключая первые двое суток — субботу и воскресенье, ему ни разу не удалось поспать всю ночь.

Солнце садилось багрово-красное — к холоду, и половина неба окрасилась малиновым цветом — к ветру.

Предстоящее выступление на собрании партактива, бесснежная, задубевшая контрольная полоса — все эти заботы отошли в сторону, когда Суров остановился перед дверью квартиры, шаря по карманам в поисках ключей и испытывая нечто вроде радости от того, что ключи не находятся. Он знал наперед, как его встретит Вера в этом случае, какие произнесет слова, продолжая изображать смертельно обиженную. Он настолько отчетливо представил себе все, что его потянуло обратно, к себе в кабинет, на диван, ни разу еще не служивший ему местом отдыха.

Ключ так и не нашелся. Пришлось-таки звонить.

За дверью гудел пылесос. Суров подумал было, что ошибся, — пылесоса у них еще не было. Однако обитая черным дерматином высокая дверь и номер квартиры были правильные. Пришлось несколько раз подряд подолгу жать на кнопку звонка, и, когда наконец дверь открылась, а в проеме показалась незнакомая женщина с улыбкой смущенного человека, он вновь усомнился, к себе ли попал, хотел извиниться, но в этот момент вышла Вера. Она что-то не очень внятно пробормотала насчет соседки, пришедшей ей помочь.

— Здрасьте, — сказал Суров, чтобы хоть что-то сказать. — Спасибо вам.

— Не стоит благодарности, — любезно отозвалась женщина.

Знакомство состоялось здесь же, в прихожей. Ефросинья Алексеевна Кондратюк изобразила короткий поклон, тряхнула кудряшками.

Суров в ответ кивнул, рассчитывая сразу же прошмыгнуть в комнату. Но не тут-то было.

— Раздевайтесь, мойте руки — и к столу, — распорядилась Ефросинья Алексеевна. — И нечего дуться. Да, да. Я все знаю. Ну что вы, Верочка, стоите как завороженная?.. Накрывайте на стол.

— Сейчас. Я прихожую еще не закончила пылесосить.

— Марш, без разговорчиков! А я на что?

«В сценарий внесли коррективы, — подумал Суров не без удивления. — Роли распределились по-новому. Интересно, какую выбрала для себя эта худая женщина со скуластым лицом и кудряшками, как у барашка?»

Сурову есть не хотелось, но, подчиняясь неясному чувству вины — как это ни странно — перед обеими женщинами, он сел за стол и конечно же обратил внимание на порядок в квартире.

Квартира еще не была полностью обставлена — многого не хватало. Суров мог сказать, чего именно не хватало, но ясно было, что серванта, стола и нескольких стульев маловато для огромной комнаты. На окнах уже висели нейлоновые шторы, от которых в комнате было по-праздничному светло, была собрана книжная полка. Стены украсили две Верины картины: зимний пейзаж с растерзанной птицей на девственно-белом снегу и строгий — в три краски — Амур с вмерзшей в лед накрененной лодкой.

Суров впервые увидел эту картину и невольно посмотрел на жену. После вчерашнего под глазами у нее остались темные полукружия. Вера села за стол в стареньком платье с короткими рукавами. И это платье, и взлохмаченные волосы были ей к лицу, и она вряд ли знала, что именно такой нравится мужу.

Умудренная житейским опытом, Ефросинья Алексеевна, видимо поняв ситуацию, поспешила ретироваться. Для убедительности сослалась со смехом на своего строгого мужа.

— Подполковник у меня — гроза! Надо бежать. Да и вам я больше не нужна. А если что — зовите, не стесняйтесь. Соседям грех не помогать друг другу.

Она схватила пылесос и умчалась, вызвав у Сурова невольную улыбку, причем не столько своей прытью, сколько характеристикой мужа: уж очень не был похож на «грозу» полный и добродушный Кондратюк.

— Почему ты молчишь, Юра? — требовательно спросила Вера.

— А что я должен сказать?

— Не знаю.

Он тяжело вздохнул в предвидении предстоящего разговора.