Врата. За синим горизонтом событий

— Это изображение, — мягко говорит Зигфрид, — составлено на основе вашего описания девушки Сузи Эрейра.

Я зажигаю новую сигарету с некоторым трудом, потому что руки у меня трясутся. «Ну и ну! — говорю я с искренним восхищением. — Снимаю перед тобой шляпу, Зигфрид. Конечно, — говорю я, испытывая легкое раздражение, — Сузи была, о Боже, всего лишь ребенком. И теперь я вижу, что некоторое сходство есть. Но возраст не тот».

— Боб, — спрашивает Зигфрид, — сколько лет было вашей матери, когда вы были маленьким?

— Она была очень молодой. — Немного погодя я добавляю:

— Кстати, выглядела она гораздо моложе своего возраста.

Зигфрид дает мне возможность посмотреть еще немного, затем снова взмахивает рукой, и фигура исчезает, а вместо нее внезапно появляется изображение двух пятиместников, соединенных шлюпками: они висят в пространстве, а за ними… за ними…

— О, Боже, Зигфрид! — говорю я.

Он ждет.

Что касается меня, то он может ждать вечно; я просто не знаю, что сказать. Мне не больно, но я парализован. Я ничего не могу сказать и не могу двинуться.

— Это, — начинает он негромко и очень мягко, — реконструкция двух кораблей вашей экспедиции в непосредственной близости от объекта НН в созвездии Стрельца. Это черная дыра или, более точно, сингулярность в состоянии чрезвычайно быстрого вращения.

— Я знаю, что это такое, Зигфрид.

— Да. Знаете. Из-за этого вращения относительная скорость того, что называется порогом событий сферы разрывности Шварцшильда превышает скорость света, и потому объект не является на самом деле черным: его можно видеть в так называемом излучении Черенкова. Именно поэтому, а также из-за необходимости изучить другие аспекты сингулярности, ваша экспедиция и получила гарантированную премию в десять миллионов долларов, которые, вдобавок к различным дополнительным выплатам, и составляют основу вашего теперешнего состояния.

— И это я знаю, Зигфрид.

Пауза.

— Не скажете ли, что еще вы об этом знаете, Боб?

Пауза.

— Не знаю, смогу ли я, Зигфрид.

Снова пауза.

Он даже не побуждает меня попробовать. Он знает, что ему этого не нужно. Я сам хочу попробовать и начинаю подражать его манерам. Есть тут что-то такое, о чем я не могу говорить, что-то пугающее меня до мозга костей: но, помимо этого главного ужаса, есть нечто, о чем я могу говорить, и это нечто — объективная реальность.

— Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в сингулярностях, Зигфрид.

— Может, вы будете просто говорить, как будто я знаю, Боб.

Я откладываю сигарету и зажигаю новую.

— Ну, — начинаю я, — ты знаешь, и я знаю, что если бы ты действительно хотел знать, то где-то в банках информации есть все сведения о сингулярностях, и там информации больше и она гораздо точнее, чем у меня… Дело в том, что черные дыры — это ловушки. Они искривляют свет. Они искривляют время. Если попадешь туда, вырваться невозможно. Только… только…

Немного погодя Зигфрид говорит: «Если хотите поплакать, плачьте, Боб». Поэтому я вдруг осознаю, что это и делаю.

— Боже! — говорю я и прочищаю нос в одну из тряпок, которые он заботливо держит у матраца. Он ждет.

— Только я выбрался, — говорю я.

И тут Зигфрид делает то, чего я никак от него не ожидал: он шутит. «Это, — говорит он, — совершенно очевидно, потому что вы здесь».

— Я чрезвычайно устал, Зигфрид, — говорю я.

— Да, я знаю, Боб.

— Я бы хотел выпить.

Щелк.

«Только что за вами открылся шкаф, — говорит Зигфрид.

— В нем очень хорошее шерри. К сожалению, вынужден сказать, что оно сделано не из винограда; служба здоровья не позволяет такую роскошь. Но не думаю, чтобы вы почувствовали, что оно сделано из природного газа. Да, и к нему добавлено немного ТГК (тетрагидроканнабинол, лекарственное средство, которое готовят из марихуаны. — Прим. перев.) для успокоения нервов».

— Святый Боже! — говорю я, уже исчерпав всю свою способность удивляться. Шерри, как он и сказал, очень хорошее, и я чувствую распространяющуюся внутри теплоту.

— Ну, хорошо, — говорю я, поставив стакан. — Ладно. Когда я вернулся на Врата, экспедицию уже объявили погибшей. Прошел почти год сверх срока. Ведь мы были почти внутри горизонта событий. Ты разбираешься в растяжении времени?.. Ну, неважно, — говорю я, прежде чем он может ответить, — вопрос риторический. Хочу сказать, что произошло то, что называется растяжением времени. Вблизи сингулярности происходит временной парадокс. По нашим часам прошло 15 минут, а по часам Врат… или любым другим часам в нерелятивистской вселенной — почти год. И…

Я наливаю себе еще, потом храбро продолжаю:

— И если бы мы приблизились еще, то двигались бы все медленней и медленней. Медленней, и медленней, и медленней. Чуть ближе, и пятнадцать минут растягиваются на десятилетие. Еще чуть ближе — и на целое столетие. Мы были близко. Мы были почти в западне, все мы.

Но я выбрался.

Я вспоминаю кое-что и смотрю на часы. «Говоря о времени. Я уже на пять минут превысил свое время».

— У меня сейчас нет других сеансов, Боб.

Я смотрю на него. «Что?»

Мягко: «Я очистил свое расписание перед встречей с вами, Боб».