И послания. За пять минут ускоренной передачи Пол записывал их на четырнадцать часов. Приказы снизу: „Сообщите все данные приборов челночного корабля. Добудьте образцы тканей хичи/Древних. Заморозьте и сохраните плоды, листья, ветви фруктоягод. Проявляйте крайнюю осторожность“. Полдесятка различных сообщений от отца: он одинок, он плохо себя чувствует; он не получает должной медицинской помощи, потому что они забрали биоанализатор; ему досаждают безапелляционные распоряжения Земли. Информационные сообщения с Земли: их первые сообщения получены, проанализированы и интерпретированы, и теперь последовали бесконечные предложения исследовательских программ. Следует расспросить Генриетту относительно упоминаемых ею космологических феноменов — корабельную Веру они привели в крайнее возбуждение, а Нижняя Вера не могла общаться в реальном времени, Пейтер же недостаточно знает астрофизику, поэтому решать им. Следует расспросить всех Мертвецов, что они помнят о Вратах и своих полетах — если они, конечно, что-то помнят. Надо попытаться установить, каким образом живые старатели превратились в компьютерные программы. Они должны… они должны все! И немедленно. И почти ничего из этого невозможно; образцы тканей хичи, вот уж поистине! Когда изредка сообщение оказывалось ясным, личным и ничего не требовало, Ларви воспринимала его, как сокровище.
Иногда случались сюрпризы. Среди писем от кумиров Джанин и повторных мольб отыскать какие-нибудь свидетельства о корабле Триш Боувер было и личное письмо Ларви — от Робинетта Броудхеда.
„Дорема, я знаю, что вы в трудном положении. С самого начала ваш полет представлялся очень важным и очень рискованным, а теперь все это возросло в миллион раз. Я надеюсь, что вы со всем справитесь. У меня нет власти, чтобы отменить приказы Корпорации Врат. Я не могу изменить ваши цели. Но я хочу, чтобы вы знали; я на вашей стороне. Узнавайте, что можете. Старайтесь не попадать в такое положение, из которого нет выхода. А я сделаю все возможное, чтобы вы были вознаграждены справедливо и щедро. Я серьезно, Ларви. Даю вам слово“.
Странное послание и удивительно трогательное. Ларви показалось удивительным также, что Броудхед знает ее прозвище. Они не были близко знакомы. Когда решался вопрос о подборе экипажа для полета на Пищевую фабрику, они несколько раз встречались с Броудхедом. Но это были отношения монарха и подданных, и никаких дружеских связей при этом не возникало. Да и не очень он ей понравился. Откровенный и достаточно дружелюбный, высокопоставленный миллионер с небрежными манерами, но считающий каждый доллар, вложенный в предприятие, и следящий за любыми изменениями в проектах, которые он финансирует. Ей не нравилось быть клиентом своенравного финансового титана.
Откровенно говоря, она не могла избавиться от легкого предубеждения. Она слышала о Робинетте Броудхеде задолго до того, как он начал играть заметную роль в ее жизни. Когда Ларви сама была старателем, ей пришлось участвовать в полете с пожилой женщиной, которая некогда летала с Джель-Кларой Мойнлин. От этой женщины Ларви узнала историю последнего полета Броудхеда, того самого, который сделал его мультимиллионером. В этом полете было нечто сомнительное. Девять его участников погибли. Единственным выжившим оказался Броудхед. И одна из жертв — Клара Мойнлин, с которой (говорила женщина) Броудхед был в любовных отношениях. Возможно, личный опыт Ларви, опыт участия в полете, большая часть экипажа которого погибла, окрашивал ее чувства. Но она ничего не могла с ними поделать.
Любопытно, что, вероятно, слово „погибли“ не совсем применимо к жертвам этого полета. Эта Клара и все остальные захвачены черной дырой: возможно, они по-прежнему там и живы — пленники замедлившегося времени; может, за все эти годы постарели всего на несколько часов.
Так каков же тайный смысл письма Броудхеда? Он хочет с ее помощью найти возможность проникнуть в тюрьму Джель-Клары Мойнлин? Понимает ли он это сам? Ларви не могла судить об этом, но впервые подумала о своем нанимателе как о живом человеке. И мысль эта показалась ей трогательной. Ларви не стала бояться меньше, но почувствовала себя менее одинокой. Когда она принесла последнюю стопку сообщений в комнату Мертвецов — там Пол должен был передать их ускоренно, — она обняла Пола и прижалась к нему. Чем его очень удивила.
Когда Джанин возвращалась из очередного исследовательского рейда с Вэном в комнату Мертвецов, что-то подсказало ей идти потише. Она заглянула и увидела сестру и зятя; они удобно сидели у стены, краем уха прислушивались к бессвязной болтовне Мертвецов и разговаривали. Она повернулась, прижала палец к губам и отвела Вэна подальше. „Мне кажется, они хотят побыть наедине, — объяснила она. — А я устала. Отдохнем“.
Вэн пожал плечами. Они нашли удобное место на пересечении коридоров, и Вэн задумчиво сел рядом. „Они соединяются?“ — спросил он.
— Вздор, Вэн. У тебя только одно на уме. — Но она не была раздражена, позволила ему приблизиться, пока он не положил одну руку ей на грудь. — Убери, — спокойно сказала она.