Врата. За синим горизонтом событий

— Теперь, — продолжал он, наклоняясь, чтобы выколотить пепел из трубки и набить ее снова, — если вы, — пуф, пуф, — если вы находитесь на поверхности объекта с очень, очень большим тяготением, то положение ухудшается. Допустим, тяготение так велико, что скорость убегания превышает триста десять тысяч километров в секунду. Камень нельзя бросить так быстро. Даже свет не распространяется так быстро. Так что даже свет, — пуф, пуф, — не может улететь, потому что его скорость на десять тысяч километров ниже скорости убегания. А как вы знаете, если свет не может уйти, то не может и ничего: это Эйнштейн. Если простите мне мое тщеславие. — И он на самом деле подмигнул мне из-за трубки. — Так возникает черная дыра. Она черная, потому что ничего не излучает.

Я сказал: «А как же корабли хичи? Они движутся быстрее света».

Альберт печально улыбнулся. «Тут вы правы, Робин, но мы не знаем, как они могут двигаться быстрее света. Возможно, корабль хичи и мог бы уйти из черной дыры, кто знает? Но у нас нет никаких доказательств этого».

Я немного подумал. «Однако», — сказал я.

— Да, Робин, — согласился он. — Проблема передвижения быстрее света и проблема ухода из черной дыры в сущности одна и та же. — Он замолчал. Молчал долго. Потом извиняющимся тоном добавил: — Мне кажется, это все, что мы можем сказать на настоящий момент.

Я встал и налил себе еще, а он продолжал сидеть, терпеливо попыхивая трубкой. Иногда трудно вспомнить, что тут в сущности ничего нет, только интерференция света, подкрепленная несколькими тоннами металла и пластика. «Альберт, скажи мне кое-что. Предполагается, что вы, компьютеры, действуете со скоростью света. Почему иногда ты так долго не отвечаешь? Просто драматический эффект?»

— Ну, Боб, иногда так и есть, — немного погодя ответил он, — вот как сейчас. Но вы, наверно, плохо представляете себе, как мне трудно «болтать». Если вам нужна информация, скажем, о черных дырах, мне ее нетрудно воспроизвести. Шесть миллионов бит в секунду, если хотите. Но придание информации понятной вам формы, а еще — формы беседы, для этого мало доступа только к этой информации. Я должен заняться поиском слов в своих записях литературы и предыдущих бесед. Подбирать аналогии и метафоры в соответствии с вашим настроем. Кроме того, приходится считаться с ограничениями, которые вы на меня наложили, надо определить тональность каждой конкретной беседы. Это нелегко, Робин.

— Ты умнее, чем кажешься, Альберт, — сказал я.

Он выколотил трубку и взглянул на меня из-под своей седой взъерошенной шевелюры. «Вы не будете возражать, Боб, если я то же самое скажу о вас?»

— Ты хорошая старая машина, Альберт. — Я вытянулся на диване в полудреме, со стаканом в руке. Он по крайней мере на время отвлек меня от Эсси, но у меня оставался нерешенный и беспокойный вопрос. Когда-то, где-то я то же самое говорил другой программе, но никак не мог вспомнить, когда.

Меня разбудила Харриет. Она сказала, что со мной хочет поговорить врач — не медицинская программа, а настоящая живая Вильма, доктор медицины, которая время от времени наведывалась к нам, чтобы проверить, все ли правильно делают машины. «Робин, — сказала она, — я думаю, Эсси сейчас вне опасности».

— Чудесно, — сказал я и тут же пожалел; такие слова, как «чудесно», вовсе не передают того, что я испытывал. Наша программа уже подсоединилась к программам больницы, конечно. Вильма знала о состоянии Эсси не меньше, чем маленький черный человек, с которым я разговаривал, и, конечно, передала всю медицинскую историю Эсси в банки информации больницы. Вильма предложила сама полететь туда, если я хочу. Я ответил, что врач она, а не я. И тогда она сказала, что у нее в Таксоне соученик по Колумбийскому университету, и она попросит его присмотреть за Эсси.

— Но не ходите к ней сегодня вечером, Робин, — сказала она. — Поговорите по телефону, если хотите — я это предписываю, — но не утомляйте ее. Завтра — я думаю, завтра она будет крепче.

Я позвонил Эсси, и мы поговорили с ней три минуты. Она еще не вполне пришла в себя, но осознавала, что с ней произошло. Потом я лег спать и, уже засыпая, вспомнил, что Альберт назвал меня «Боб».

Была другая программа, давно, с которой я находился в дружеских отношениях, и она иногда называла меня «Робин», а иногда «Боб» или «Бобби». Я давно уже с этой программой не разговаривал; не испытывал необходимости. Но, может, пора и поговорить.

Полная медицина — это… ну, это полная медицина. Она делает вас здоровым и живым. И использует при этом тысячи способов. Полная медицина стоит ежегодно сотни тысяч долларов. Немногие могут позволить себе такое — примерно десятая часть процента населения даже в развитых странах. Но эти деньги покупают многое. Мне они купили Эсси.