Мой маленький корабль – этот вонючий скучный гроб, о стены которого я бился почти два месяца башкой, в котором разговаривал сам с собой, играл сам с собой в карты, мертвецки уставал от себя – шел со скоростью меньше световой. Я всмотрелся в видовой экран, который теперь находился «внизу», потому что моя скорость уменьшалась, и ничего необычного не увидел. Да, звезда. Передо мной было много звезд, и рисунок их казался мне совершенно незнаком. С полдюжины голубых – от яркого до болезненно яркого, одна красная, более интересная своим оттенком, чем светимостью. Гневный красный уголь светил не ярче Марса, видимого с Земли, но цвет был более насыщенным и неприятным.
Я заставил себя заинтересоваться. Это было нелегко. После двух месяцев отрицания всего окружающего – оно либо наскучило, либо угрожало сумасшествием – трудно было переключиться на другое настроение.
Я включил сферический сканер, и корабль начал поворачиваться, подставляя под анализаторы разные участки неба. И почти тут же ко мне вернулся сильный совсем близкий сигнал.
Пятьдесят пять дней скуки и истощения мгновенно забылись. Что-то очень значительное и предельно доступное находилось где-то рядом. Я забыл, что совсем недавно хотел спать. Сосредоточившись, я скорчился у экрана, держась за него руками и ногами, и вдруг увидел, как на экране показался какой-то прямоугольный объект. Он все время увеличивался в размерах. Это был чистый металл хичи! Форма неправильная, с круглыми утолщениями на плоских сторонах.
По мере приближения к объекту количество адреналина у меня в крови стремительно увеличивалось, перед глазами заплясали сахарные леденцы. Я с трудом заставил себя заняться сканером. У меня не было никаких сомнений, я обнаружил нечто очень значительное. Вопрос был в том, насколько оно значительное. Может, это что-то совершенно исключительное! Вдруг в моем распоряжении оказалась целая новая планета Пегги и доход в миллионы долларов ежегодно на всю оставшуюся жизнь! А может, только пустой корпус. Возможно – об этом говорит прямоугольная форма, – это по-настоящему
Я споткнулся и разбил костяшки пальцев о спираль, которая светилась теперь мягким золотистым светом. Посасывая кровь, я вдруг понял, что корабль продолжает движение.
Но он не должен был двигаться! Корабль не запрограммирован для этого. Он должен вынырнуть на орбите и висеть там, дожидаясь, пока я поразмыслю и приму решение.
Пребывая в необыкновенном смятении, я осмотрелся. Прямоугольный корпус объекта находился точно в середине экрана и оставался на месте. Мой одноместник прекратил автоматическое сферическое сканирование. Я с опозданием услышал рев двигателей шлюпки. Именно они меня и двигали, отчего корабль направлялся прямо к прямоугольнику.
А над сиденьем пилота горел зеленый свет. Но это было неправильно! Зеленый свет был установлен на Вратах людьми. Он не имел никакого отношения к хичи. Это было обычное старое радио, и кто-то по нему меня вызывал. Но кто? Кто мог находиться рядом с моим совершенно новым открытием?
Я включил установку РСМ – радиопереговоры между судами – и закричал:
– Алло!
Послышался невнятный ответ. Я его не понял, потому что ответили на каком-то иностранном, похоже, на китайском. Но говорил явно человек.
– Говорите по-английски! – закричал я. – Кто говорит?
– А
– Меня зовут Боб Броудхед, – выпалил я.
– Броудхед? – В динамике что-то зашуршало, раздалось несколько голосов, а затем снова ко мне обратились по-английски: – В наших документах нет никакого старателя по имени Броудхед. Вы с Афродиты?
– А что такое Афродита?
– О Боже! Кто
– Врата-2?!
Я выключил радио, лег в гамак и долго смотрел, как плита вырастает все больше и больше. Я не обращал внимания на требовательный зеленый свет. Врата-2? Как все это нелепо! Если бы я хотел попасть на Врата-2, я отправился бы обычным курсом и платил бы проценты за все найденное. Летел бы как турист по стократно проверенному маршруту. Я не сделал этого. Я взял никем не испытанный курс на свой страх и риск и получил сполна. Все эти пятьдесят дней полета я испытывал отчаяние и ужас. Это было несправедливо!
Я почти потерял голову. Бросился к селектору курса и наобум повернул колеса, потому что не мог принять свою неудачу. Я просто обязан был что-нибудь отыскать и не должен находить всем давно известное, без всякой премии.