Я старательно стряхиваю пепел с кончика сигареты. Он прав, пока разговор идет абстрактный и безличностный, я могу говорить о чем угодно.
– Какой эпизод, Зигфрид?
– Ваш последний полет с Врат, Боб. Позвольте освежить вашу память…
–
– Я знаю, вам кажется, вы все прекрасно помните, – говорит он, правильно интерпретируя мое восклицание, – и в этом смысле я не считаю, что ваша память нуждается в стимулировании. Но в этом эпизоде интересно то, что вы тщательно скрываете все сферы ваших личных затруднений. Ваш ужас. Ваши гомосексуальные наклонности…
– Эй!
– …которые не являются ведущей тенденцией вашей сексуальности, Боб, но из-за которых вы тревожились больше, чем они того заслуживают. Ваши чувства к матери. Огромное ощущение вины, которую вы чувствуете за собой. И прежде всего – женщина, Джель-Клара Мойнлин. Все это снова и снова повторяется в ваших снах, Боб, хотя вы не всегда можете это распознать. И все это присутствует в одном эпизоде.
Я гашу сигарету и осознаю, что курю одновременно две.
– Не вижу, при чем тут моя мать, – говорю я наконец.
– Правда? – Голограмма, которую я называю Зигфрид фон Психоаналитик, поворачивается к углу комнаты. – Позвольте показать вам изображение. – Он поднимает руку – чистый театр, да и только, – и в углу появляется женская фигура. Видно не очень ясно, но женщина молода, стройна. Она сдерживает кашель.
– Не очень похоже на мою мать, – возражаю я.
– Нет?
– Ну, – великодушно говорю я, – вероятно, лучше ты не можешь. Я хочу сказать, что у тебя нет данных, кроме моего нечеткого описания.
– Это изображение, – мягко поясняет Зигфрид, – составлено на основе вашего описания девушки Сузи Эрейра.
Я зажигаю новую сигарету и делаю это с некоторым трудом, потому что руки у меня трясутся.
– Ну и ну! – восклицаю я с искренним восхищением. – Снимаю перед тобой шляпу, Зигфрид. Конечно, – добавляю я, испытывая легкое раздражение, – Сузи была, о Боже, всего лишь ребенком. И теперь я вижу, что некоторое сходство все же есть. Но возраст не тот.
– Боб, сколько лет было вашей матери, когда вы были маленьким? – интересуется Зигфрид.
– Она была очень молодой. – Немного погодя я добавляю: – Кстати, выглядела она гораздо моложе своего возраста.
Зигфрид дает мне возможность посмотреть еще немного, затем, словно сказочный волшебник, взмахивает рукой, и фигура исчезает, а вместо нее внезапно появляется изображение двух пятиместников, соединенных шлюпками. Они висят в пространстве, а за ними… за ними…
– О Боже, Зигфрид! – говорю я.
Он ждет. Что касается меня, то я молчу. Он может ждать вечно, я просто не знаю, что сказать. Мне не больно, я парализован. Я не в состоянни произнести ни слова и не могу двинуться с места.
– Это, – начинает он негромко и очень мягко, – реконструкция двух кораблей вашей экспедиции в непосредственной близости от объекта НН в созвездии Стрельца. Это черная дыра или, более точно, сингулярность в состоянии чрезвычайно быстрого вращения.
–
– Да. Знаете. Из-за этого вращения относительная скорость того, что называется порогом событий сферы разрывности Шварцшильда, превышает скорость света, и потому объект не является на самом деле черным. Его можно видеть в так называемом излучении Черенкова. Именно поэтому, а также из-за необходимости изучить другие аспекты сингулярности, ваша экспедиция и получила гарантированную премию в десять миллионов долларов, которые, вдобавок к различным дополнительным выплатам, и составляют основу вашего теперешнего состояния.
– И это я знаю, Зигфрид.
– А не скажете ли, что еще вы об этом знаете, Боб? – после небольшой паузы попросил Зигфрид.
– Не знаю, смогу ли, Зигфрид.
Снова пауза. Он даже не побуждает меня попробовать. Зигфрид знает, что ему этого не нужно. Я сам хочу забраться в закрома своей памяти и разворошить то, что там хранится. Я даже начинаю подражать его манерам. Есть тут что-то такое, о чем я не могу говорить, что-то пугающее меня до мозга костей но, помимо этого главного ужаса, присутствует нечто, о чем я могу говорить более или менее спокойно, и это нечто – объективная реальность.
– Не знаю, хорошо ли ты разбираешься в сингулярностях, Зигфрид.
– Может, вы будете просто говорить, как будто я знаю, Боб?
Я откладываю сигарету и зажигаю новую.
– Ну, – начинаю я, – ты прекрасно понимаешь, и я догадываюсь, что если бы ты действительно хотел знать, то где-то в банках информации есть все сведения о сингулярностях. Там сказано намного больше, и та информация гораздо точнее, чем у меня… Дело в том, что черные дыры – это ловушки. Они искривляют свет и время. Если попадешь туда, вырваться невозможно. Только… только…
Немного погодя Зигфрид предлагает:
– Если хотите поплакать, плачьте, Боб. – Поэтому я вдруг осознаю, что именно это и делаю.
– Боже! – слезливо восклицаю я и прочищаю нос в одну из тряпок, которые он заботливо держит у матраца. Зигфрид ждет. – Только я и выбрался, – жалуюсь я.
И тут Зигфрид делает то, чего я никак от него не ожидал. Он шутит:
– Это совершенно очевидно, потому что вы здесь.