Он знал, что я испытываю к Кларе, как и весь корабль. Это не было тайной и для Мечникова. Знала даже Сузи, и, может, это тоже фантазия, но мне казалось, что все желают нам добра. Мы все друг другу желали как можно больше удачи и строили сложные планы, как собираемся использовать свои премии. У меня и у Клары уже, считай, было по миллиону долларов, получалась очень неплохая сумма. Возможно, этого было мало для Полной медицины, но для всего остального – вполне достаточно. В конце концов Большая медицина тоже очень много значила, и мы с Кларой могли рассчитывать на хорошее здоровье. И если с нами не произойдет чего-нибудь чрезвычайного, тридцать-сорок лет мы могли не думать о неприятностях со здоровьем. А на оставшиеся деньги можно было хорошо прожить. Путешествия, дети, отличный дом в приличном районе… «Минутку, – останавливал я себя, – свой дом в каком месте? Только не на пищевых шахтах. Может быть, вообще не на Земле. Захочет ли Клара вернуться на Венеру?»
Но я не мог себе представить, что веду жизнь туннельной крысы. И не мог также вообразить себе Клару в Далласе или Нью-Йорке. «Конечно, – размышлял я, – желания далеко опережают реальность. Если мы действительно что-нибудь найдем, несчастный миллион на человека будет только началом. Тогда у нас появятся любые дома, какие пожелаем и в каком угодно месте, и Полная медицина, и трансплантаты, которые сохранят нам молодость, и здоровье, и красоту, и сексуальную мощь, и…»
– Тебе действительно пора уснуть, – сказал с соседнего гамака Дэнни А. – Ты сильно бьешься в гамаке, это предупреждение.
Но мне не хотелось спать. Я был голоден и не видел причины, почему бы мне не поесть. Девятнадцать дней мы придерживались в еде строгой дисциплины. Так всегда поступают в первой части пути. Но как только поворотный пункт достигнут, съедается все, что накопилось на непредвиденный случай. Именно поэтому некоторые старатели возвращаются растолстевшими.
Я выбрался из шлюпки, где лежали Сузи и оба Дэнни, и тут же понял, почему хочу есть. Дэйн Мечников готовил жаркое.
– На двоих хватит?
Он задумчиво посмотрел на меня.
– Возможно. – Мечников открыл плотно пригнанную крышку, заглянул внутрь, добавил воды и пояснил: – Еще десять минут. Я вначале собирался выпить.
Я принял приглашение, и мы несколько раз передавали друг другу фляжку с вином. Пока он помешивал жаркое, добавлял соли и специи, я вместо него наблюдал за звездами. Мы так приблизились к максимальной скорости, что на экране не было ничего похожего на созвездия или даже на звезды. Но все равно мне это казалось необыкновенно благоприятным и правильным. Вернее, всем нам казалось. Я никогда не видел Дэйна таким веселым и спокойным.
– Я все думаю, – мечтательно проговорил он. – Миллиона долларов мне вполне достаточно. После этого я вернусь в Сиракузы, к своей докторантуре, потом подыщу работу. Должны быть школы, которым потребуется поэт и преподаватель литературы, побывавший в семи вылетах. Я смогу жить на заработок, а эти деньги будут служить мне всю жизнь.
Из всего монолога я по-настоящему расслышал только одно слово, и оно меня очень удивило. «Поэт?»
Мечников улыбнулся.
– Ты не знал? Так я попал на Врата, дорогу оплатил фонд Гугенхейма. – Он снял кастрюлю с плиты, разложил жаркое на две тарелки, и мы поели.
И это был тот самый человек, который два дня назад целый час злобно кричал на двух Дэнни, а мы с Сузи, сердитые и изолированные от остальных, лежали в шлюпке и прислушивались. Это все поворотный пункт. Теперь мы свободны – в полете припасы у нас не кончатся, и нам не нужно беспокоиться из-за находок, потому что премия нам гарантирована.
Я спросил Мечникова о его стихах. Он не стал читать, но обещал показать стихи, которые отправлял в фонд Гугенхейма. Когда вернемся на Врата.
Когда мы закончили есть, вытерли тарелки с кастрюлей и убрали их, Дэйн взглянул на часы.
– Слишком рано будить остальных, – проговорил он, – а делать совершенно нечего.
Он посмотрел на меня с приветливой улыбкой. Это была настоящая улыбка, а не саркастическая усмешка. Я придвинулся к нему, и Мечников заботливо обнял меня. В его теплых объятиях я чувствовал себя по-настоящему комфортно и спокойно.
И девятнадцать дней пролетели для нас, как один, и часы сказали нам, что мы почти прибыли. Мы все не спали, теснились в капсуле, оживленные, как дети на Рождество, которые ждут от взрослых подарков. Это был самый счастливый мой рейс и, может, вообще один из самых счастливых периодов в моей жизни.
– Знаете, – задумчиво произнес Дэнни Р., – мне почти жаль, что мы прилетаем.
А Сузи, которая едва начала понимать английский, вдруг выдала:
– Sim, ja sei, – и затем: – Мне тоже. – Она сжала мою руку, а я ее, но на самом деле в этот момент я думал о Кларе.