Врата в рай

Лиза явно не ожидала такого предложения. Поначалу у нее был немного отчужденный вид, но потом она слегка оттаяла. Она стояла, нервно потирая руки, и смотрела на меня так, словно не совсем понимала, о чем я толкую.

— А потом, — не унимался я, — мы прокатимся на пароходике. Конечно, тоска зеленая, но, черт возьми, это же Миссисипи! А на борту сможем пропустить по стаканчику. И вообще, у меня грандиозные планы на вечер.

— Какие?

— Танцы. Обычные старомодные. У тебя тут пара роскошных платьев. Я еще в жизни не ходил с женщинами на танцы. Мы пойдем в «Ривер куин лаундж» на верхнем этаже «Марриотта» и будем танцевать до упаду, пока оркестр не устанет. Будем танцевать, танцевать, танцевать…

Она посмотрела на меня, как на чокнутого:

— Ты что, серьезно?

— Конечно серьезно. Поцелуй меня.

— Звучит заманчиво, — сказала она.

Тогда улыбнись, — произнес я. — Я хочу тебя сфотографировать.

Она так удивилась, что не стала возражать. А просто встала в дверях, упершись рукой о косяк, и улыбнулась. В белом платье, со шляпой, висящей на локте, выглядела она просто грандиозно.

Сперва мы зашли в музей, разместившийся в Кабилдо[5], а затем осмотрели открытые для публики отреставрированные старинные дома Джеймса Галлиера, Хермана Граймы, Наследство Мадам Джон, по пути заглядывая во все антикварные магазинчики и художественные галереи.

Я обнимал ее за талию, она расслабилась и словно лучилась от счастья, а лицо ее снова стало гладким, как у молодой девушки. Она была чудо как хороша в этом своем белом платье — не хватало только ленты в волосах.

И тут мне пришло в голову, что если я не смогу любить ее вечно, если это закончится нелепой и глупой катастрофой, то в одном я могу быть точно уверен: никогда в жизни больше не взгляну на женщину в белом платье.

К часу дня, когда мы перекусывали в устричном баре, мы уже опять легко и непринужденно говорили обо всем на свете, совсем как вчера вечером. Будто не было никаких телефонных звонков и никаких хэндлеров.

Она подробно рассказала мне о том, как задумывался и создавался Клуб. С самого начала у них было двое инвесторов, и к концу первого года проект окупился с лихвой. А теперь они даже не в состоянии удовлетворить все заявки на членство и могут позволить себе выбирать. Рассказала она и о трех клубах, во всем подражающих им: в Голландии, где все происходит только в закрытом помещении, в Америке, в Калифорнии, и, наконец, в Дании, в Копенгагене.

Она постоянно получает выгодные предложения перейти в другое место с более высоким окладом и сейчас, с учетом дивидендов, имеет полмиллиона в год, причем из них не тратит ни цента, если только во время отпуска. Так что деньги для нее не проблема.

Я же поведал ей о своих спортивных увлечениях, о том, как чуть было не разбился в Техасе на сверхлегком самолете, а еще о том, как в течение двух зим спускался на лыжах с самых опасных трасс.

Я ненавидел это в себе, всегда ненавидел и испытывал отвращение ко всем, кого встречал во время подобных эскапад, так как чувствовал, что играю чужую роль. А потому мне было гораздо приятнее снимать людей, ныряющих со скал в Мексике, чем нырять самому. Думаю, именно потому я и заинтересовался фотографией. Это стало для меня своеобразным выходом.

Но была и обратная сторона медали. Я брался за все военные репортажи для «Тайм-Лайф». Работал фрилансером для двух калифорнийских газет. Книга о Бейруте отняла у меня девять месяцев жизни, причем ничего страшного в Бейруте со мной не случилось, но я смотрел в лицо смерти и в Никарагуа, и в Сальвадоре. В Сальвадоре я, можно сказать, был на волосок от смерти. И тот случай в Сальвадоре заставил меня притормозить и задуматься.

Но больше всего меня удивило то, что она была в курсе всего, происходившего в мире. Она, конечно, не знала подробностей, но имела, например, представление о религиозных противоречиях в Бейруте. Я хочу сказать, в отличие от большинства людей, она умела читать между строк ежедневных газет.

Было уже два часа дня, и нам следовало поторопиться, чтобы попасть на речной круиз. День выдался на редкость удачный: по небу быстро плыли редкие облака — такие я видел только в Луизиане — и ярко светило солнце. Кроме того, пароход был полупустым.

Мы стояли на верхней палубе, облокотившись о поручни, и смотрели на проплывающий мимо город, но постепенно пейзаж стал более индустриальным и довольно однообразным, а потому мы просто уселись на скамейку, подставив лицо легкому ветерку, и с удовольствием пропустили по стаканчику.

Стыдно признаться, но я обожаю подобные поездки на старом пароходе, какими бы скучными они на первый взгляд ни казались. Мне нравилось плыть по Миссисипи: ни одна река в мире, за исключением разве что Нила, не вызывает в моей душе такого глубокого чувства.