Врата в рай

— Хочешь, перенесу тебя через порог? — предложил я.

В ответ она только удивленно на меня посмотрела. На лице ее появилось странное, какое-то дикое, непонятное выражение. Я снова ощутил, что от нее так и пышет жаром, а потому, не дожидаясь ответа, сгреб ее в охапку и внес в дом.

От неожиданности Лиза покраснела и, не выдержав, расхохоталась, словно пытаясь скрыть смущение.

— Смейся, смейся! — сказал я, поставив ее на ноги и игриво подмигнув ей, как будто передо мной были все эти дамочки из павильона на острове.

Но на сей раз в улыбке моей не было ни тени притворства. Потом, с трудом оторвав от нее взгляд, я обвел глазами комнату.

В этом бывшем жилье для прислуги потолки были футов четырнадцать, не меньше. Необъятная кровать из красного дерева под балдахином, с покрывалом из свадебного шелка в херувимах, розочках и застарелых пятнах, точно от капель дождя. Я много где бывал, но еще ни разу не встречал такой кровати. А еще там было высоченное зеркало на мраморной подставке и два кресла-качалки, между которыми лежал потрепанный персидский ковер. Широкие столы из неструганого дерева, полы одного цвета с плитняком в саду и французские окна во всю стену, совсем как в ее спальне там, в Клубе.

Ванная и кухня меня слегка разочаровали: все та же белая кафельная плитка, хромированные держатели, микроволновка, электрокофеварка — все как в любом дорогом мотеле. Я закрыл двери.

В доме было нежарко и так приятно пахло дождем, что я выключил кондиционер. Потом я вышел во двор и закрыл ставнями французские окна, чтобы нас никто не увидел. Вернувшись в дом, я запер входную дверь, открыл окна, закупоренные из-за всех этих кондиционеров, опустил жалюзи, и комната тут же наполнилась сладким, влажным, теплым воздухом. Дождь барабанил по крыше все сильнее и сильнее.

Лиза стояла спиной к свету и смотрела на меня. Она вся взмокла, волосы растрепались, помада размазалась. Она расстегнула рубашку и сняла туфли, сразу став хрупкой и беззащитной.

Я подошел поближе и остановился, ухватившись за столбик кровати. Я просто стоял, ожидая, когда желание, как лава, нахлынет с новой силой, удвоится, утроится и станет уже нестерпимым.

Вот так мы и стояли, только мы вдвоем, и никаких тебе инструкторов, хэндлеров, кнопок, чтобы вызвать прислугу. И я знал, что она, так же как и я, думает сейчас именно об этом.

Но чего она хотела? И чего хотел я? Чтобы я порвал на ней одежду? Взял ее силой? Чтобы разыграл маленький акт мести за все то, что она со мной сделала? Говорят, что мужчина в состоянии сексуального возбуждения не способен думать. Но я все время думал, вспоминал каждую проведенную с ней минуту, спортивную аркаду, ремни, которыми меня стягивали, точно сбруей, повязку на глазах, плетки, ее голые горячие груди, а еще мои слова в лимузине, что я хочу разобрать ее на части, чтобы войти в нее. Нет, я вовсе не собирался ее насиловать. Я совсем не это имел в виду. Хотел ли я взять над ней верх?

Я собирался что-то сказать, но ничего не приходило в голову. Это было точь-в-точь как тогда, в Клубе, когда меня мучило желание признаться ей в любви. Думаю, я просто хотел завоевать ее, но честно, без применения силы, завоевать с помощью чего-то другого, более жизненно важного и личного.

Она сделала неуверенный шаг в сторону кровати. И я снова ощутил исходящее от нее тепло, представил, как оно разливается по всему ее телу, увидел, как набухают ее соски.

Я подошел к ней, взял ее лицо в свои ладони и просто поцеловал долгим влажным поцелуем. Она вдруг обмякла, громко застонав, и тут я понял, что у нас все будет хорошо. Я стащил с нее пиджак и рубашку. Она наклонилась, чтобы расстегнуть ремень, и эта картина: волосы, упавшие на обнаженную грудь, руки, освобождающие затянутую талию, — моментальным снимком запечатлелась у меня в мозгу. И тогда я, впиваясь пальцами в ее голые ягодицы, поднял ее, чтобы вытряхнуть из брюк.

Потом, опустившись на колени, я прижался лицом к ее промежности и стал целовать, целовать, лизать ее и снова целовать до бесконечности.

— Я больше не могу, не могу… — прошептала Лиза. Она вцепилась мне в волосы, все сильнее прижимая к себе, а потом попыталась оттолкнуть: — Нет, прекрати! Слишком сильно… Лучше войди в меня. Это чересчур, чересчур…

Я тут же скинул с себя одежду и, подтолкнув Лизу к кровати, раздвинул ей ноги. Я смотрел жадными глазами на ее открывшуюся вагину, на трепещущие влажные половые губы, на блестящие волосы на лобке…

— Хочу, чтобы ты вошел в меня, — повторила она.