– Похоже на список улик из детективного романа, – предположил Эндрю, который в свободное от поэзии время активно пользовал этот вид литературы.
– Это и
– Но мне нравится здесь, – повторила Джанет. – Здесь очень мило.
– Хороший дом, – согласилась Розали. – И шоколадные бисквиты, – добавила она, не в силах забыть недавний чай.
– Мне здесь тоже нравится, – сказал Эндрю в аристократической манере, в которой мог бы говорить русский царь.
– А почему он вам не нравится, бабуля? – спросила Джанет.
– Мне он
– Врата Судьбы, – произнес Эндрю. – И название вроде неплохое.
– Раньше он назывался «Ласточкиным гнездом», – напомнила Таппенс, – так что мы вполне можем вновь…
– Все эти улики, – заметил Эндрю. – Вы вполне можете сочинить историю – или даже целую книгу…
– Слишком много имен, получится очень запутанно, – сказала Дебора. – Кто ее будет читать?
– Ты не поверишь, – сказал Томми, – что только не читают люди и от чего только они не получают наслаждение. – Пожилые супруги переглянулись.
– А можно мне завтра получить немного краски? – спросил Эндрю. – Или пусть Альберт купит ее и поможет мне. Я хочу написать на воротах новое название.
– И тогда ласточки поймут, что их ждут здесь на следующее лето, – сказала Джанет и взглянула на мать.
– Совсем неплохая идея, – сказала Дебора.
–
Глава 17
Заключение: обед у мистера Робинсона
– Великолепный обед, – сказала Таппенс, глядя на окружающую ее компанию.
Они вышли из-за стола, и теперь все расположились в библиотеке вокруг кофе. Мистер Робинсон, еще более желтый и толстый, чем его представляла себе Таппенс, улыбался из-за великолепного кофейника эпохи Георга II. Рядом с ним сидел мистер Криспин, который теперь отзывался на имя Хоршам. Полковник Пайкэвей разместился рядом с Томми, который с большим сомнением протянул ему одну из своих сигарет.
– Я
– Неужели, полковник Пайкэвей? Как интересно, – произнесла мисс Коллодон, которую Таппенс посчитала достаточно опасной. – Какая у вас послушная собака, миссис Бересфорд!
Ганнибал, который лежал под столом, положив голову на ногу Таппенс, посмотрел на нее своим лукавым взглядом и слегка помахал хвостом.
– Но, как я понимаю, он может быть и очень
– Его надо видеть в действии, – сказал мистер Криспин по фамилии Хоршам.
– Когда его приглашают к столу, он ведет себя соответственно, – пояснила Таппенс. – Ему это очень нравится. Он чувствует себя высокопоставленной собакой, которую пригласили в высшее общество. С вашей стороны
– Все собаки обожают печень, – сказал мистер Робинсон. – Как я понимаю… – тут он посмотрел на Криспина-Хоршама, – если я захочу посетить мистера и миссис Бересфорд в их собственном доме, то меня разорвут на куски.
– Ганнибал серьезно относится к своим обязанностям, – подтвердил Криспин. – Он охранная собака отличных кровей и никогда об этом не забывает.
– И как человек, занимающийся охраной, вы, конечно, хорошо его понимаете, – сказал мистер Робинсон; его глаза сверкнули. – Вы с вашим мужем отлично выполнили свою работу, миссис Бересфорд. Мы у вас в неоплатном долгу. Полковник Пайкэвей говорил мне, что именно вы были инициатором этого расследования.
– Просто так случилось, – смущенно ответила Таппенс. – Мне… мне стало очень любопытно. И захотелось узнать… о некоторых вещах…
– Да, я могу в это поверить. Теперь, полагаю, вы испытываете столь же естественное любопытство и хотите знать, что же все это такое?
Таппенс смутилась еще больше, и ее речь стала немного бессвязной.
– Ну… ну конечно… То есть… я понимаю, что все это большой секрет… и что нам не надо задавать вопросы, потому что вы все равно не сможете рассказать всего… Я все это прекрасно понимаю.
– Напротив, это я хочу задать вам вопрос. И если вы сообщите мне интересующую меня информацию, то мне будет очень приятно.
Таппенс уставилась на него широко открытыми глазами.
– Я не могу себе представить… – Она замолчала.
– У вас есть какой-то список. Так, по крайней мере, сообщил мне ваш муж. Он не стал рассказывать, что это за список, – и был абсолютно прав. Список – это ваша
И вновь его глаза блеснули. Неожиданно Таппенс поняла, что мистер Робинсон ей очень нравится.
Несколько мгновений она молчала, а потом откашлялась и стала рыться в своей вечерней сумочке.