«Господа» тем временем решили устроить небольшой перекур и, устроившись на котомках, негромко переговаривались. По рукам ходила литровая армейская фляжка, судя по раскрасневшимся лицам побирушек, наполненная отнюдь не водой.
– Давай, – кивнул эльф.
Мы обменялись понимающими взглядами и направились к месту привала попрошаек. Нас встретили настороженно. Фляжка тут же исчезла.
– Привет, мужики, – поздоровался я.
– Чего нужно? – спросил один из попрошаек, набычив голову. – Идите с миром. Мы нищие, у нас ничего нет.
– Не бойтесь, не обижу. – Я продемонстрировал широкую улыбку. – Задам пару вопросов и все.
– Шел бы отсюда, – досадливо нахмурив лоб, предложил нищий. – Любопытные и слишком разговорчивые в Трущобах долго не живут.
Его товарищи согласно закивали.
Я выложил на ладонь горстку медяков. Глаза побирушек алчно засияли, нищие подвинулись ближе. В другом районе столицы это не деньги, а так, мелочевка на карманные расходы, но для Трущоб выложенная сумма тянула на хорошее состояние.
– Я задам вам один ма-а-аленький вопрос, – я нарочно растянул слово «маленький», – и если получу правильный ответ, деньги перейдут к вам. Договорились?
– Еще как! – воскликнул разговорчивый побирушка, облизывая сухие губы. Его распирало от жадности. – Не томи, спрашивай.
– Нет ли поблизости чужаков?
– Здесь много разного народа живет, – хмуро произнес нищий. – Всех ведь не упомнишь. Но вас двоих, головой ручаюсь, впервые вижу.
– Отец, не о нас речь, – грубо перебил Лигрель. – Появлялись ли за последние день или два новички, подозрительные типы? Они должны остановиться где-то поблизости.
– Кажется, я знаю, кто нужен, – пробурчал дотоле молчавший нищий с бельмом на глазу. – Живут тут неподалеку, через два дома, пятеро, среди них баба. А вчерась к ним еще один гость пожаловал. Наши бы их с удовольствием пощекотали, да приказ даден: ни в коем разе не трогать.
– Кем даден? – спросил Лигрель.
– Э, мил человек, о таких вещах здесь говорить не принято. Большой человек приказал. Кто знает, тот поймет. Тут его все слушаются, – пояснил нищий.
– Значит, через два дома, – прервал я. – Покажете где?
– Гони еще медяк, покажу, – вызвался он.
– Получай. – Я высыпал в приготовленную горсть деньги. Сменив хозяина, они жалобно звякнули, будто сетуя на жизнь.
Нищий тщательно пересчитал мелочь, потом раздал улов между остальными попрошайками, отсыпав, правда, львиную долю себе в карман.
– Только будьте осторожней, – предупредил он. – Там люди сурьезные, шутковать не будут. Чиркнут ножом по шее, и голова в кустах окажется.
– Мы тоже не лыком шиты, – откликнулся я. – Веди!
Нищий, покряхтывая, привстал с котомки и побрел неторопливыми шажками. Мы дышали ему в затылок. Сердце тревожно заныло. Я вроде бы не склонен к авантюризму, однако сейчас добровольно лез головой в петлю. Скажи об этом кто раньше – рассмеялся бы прямо в лицо, честное слово! Наверное, виной всему моя ответственность. Я с ранних лет привык взваливать на себя кучу обязанностей, это даже выработалось в дурацкую привычку. Впрочем, чего зря сетовать. Сделанного не воротишь. Раз вызвался спасать мир, не жалуйся – никто за язык не тянул, не упрашивал, награды не обещал.
В голову лезла разная ерунда. Вспоминалось детство, проведенное почти на таких же полуразрушенных улицах, но даже в самый лютый мороз они казались гораздо теплее стен сиротского приюта, в который меня определили практически сразу после рождения. Редкий день обходился без того, чтобы кто-то из детей не получил порцию розог или не провел несколько часов, стоя коленями на сухом горохе. С тех пор я возненавидел казенные костюмчики серо-мышиного цвета, полные издевки глаза воспитателей, срывавших на нас плохое настроение, и баланду, похожую на тюремную похлебку, разве что порой в ней по большим праздникам плавали маленькие кусочки мяса.
Попрошайка остановился. Впалые щеки болезненно задергались.
– Вот дом, про который я рассказывал. – Он с опаской, словно боялся, что его заметят, указал на ветхое двухэтажное строение с относительно целой черепичной крышей и следами отвалившейся штукатурки на стенах. – Ищите там. Если что, вы меня не видели и я вам ничего не говорил, – торопливо пробормотал нищий.
– Спасибо, можешь идти, – сказал я.
– Прощевайте, – откланялся нищий.
Дом был обжитой. В нем кто-то находился несколько дней – чувствовалось сразу. Обитатели готовили еду, о чем явственно говорил запах, шедший из второго окна справа на первом этаже. Оно не было заколочено или заставлено досками. Очевидно, использовалось и в качестве запасного выхода. Однако тех, кто за ним находился, не видно – мешала грязная дерюжка, использованная вместо занавески.
Мы стремительно перебежали перекресток и встали спиной к стене. Я вслушался в разговор за окном. Говорили двое, причем на эльфийском. Один явно с нетипичным для эльфов пылом пытался что-то втолковать собеседнику. Я могу перекинуться на эльфийском парой фраз, но беглая речь мне, увы, не по зубам, поэтому пришлось уступить место Лигрелю.