Враг стрелка Шарпа

Драгун слева от Жозефины, обнаружив, что его лишили великолепного вида, восстановил справедливость, придвинувшись к португалке. Сэр Огастес с шумом отпихнул недоеденную куропатку, печально глядя на то, как его дама очаровывает француза, кокетливо трогая серебряный галун его эполета и расспрашивая, чем капитан его чистит. Шарп про себя ухмыльнулся. Непревзойдённая, как всегда. Её надёжность была равноценна надёжности дешёвого клинка, ломающегося от первого же удара, но власть над противоположным полом с годами не ослабела. Шарп вдруг поймал короткий взгляд Дюко. Блеснули стёкла, и на долю секунды Шарпу показалось: рябой майор знает, что творится под столом.

Гарри Прайс азартно разъяснял француженкам тонкости крикета на чудовищной смеси французского и английского:

– Он подаёт шар, ла баль, уи? Он его фрапе ле батон! Комса? – изображая ножом подачу, лейтенант задел бокал и тот громко зазвенел.

Все повернулись к лейтенанту. Прайс блудливо улыбнулся. Французский майор пришёл ему на помощь:

– Тот самый парень? Он бросает и попадает?

– Нон! Нон! Нон! – лейтенант промочил горло, – Онзе омме, уи? Ун омме подаёт шар э ун омме фрапе. Диз ловят. Ун омме с утр стороны комме ле парень, который подавал. Компре?

Французский майор пересказал «правила крикета от лейтенанта Прайса» товарищам, часто повторяя «ун омме» и «фрапе». Его повествование прерывалось взрывами смеха. Смех был непринуждённым, зал – тёплым, вино – приятным. Рождественский вечер с французами? Шарп сыто откинулся на спинку стула. Как обидно и неправильно, что эти люди, сегодня любезно передающие соль, весело поддевающие друг друга, возможно, уже завтра будут остервенело рвать друг другу глотки. Прайс предложил поучить французов крикету поутру, но интуиция Шарпа твердила: завтра им предстоят иные игры.

Ножка Жозефины, обвившаяся вокруг ноги Шарпа, затихла. Португалка, затаив дыхание, слушала рассказ драгуна о балу в Париже. Париж был её заветной мечтой. Сказочный город, где прекраснейшие дамы ступают по роскошным коврам, а сверкание хрустальных люстр соперничает с блеском золотой канители мундиров. Пользуясь тем, что Жозефина полностью захвачена речью француза, Шарп решил убрать свою ногу, но двигаться было лень. Кроме того, он всегда испытывал слабость к красивым женщинам. Шарп посмотрел на сэра Огастеса. Тому приходилось нелегко: Дюко громил его творение, громил аргументировано и обоснованно. Неожиданная осведомлённость майора то заставляла Фартингдейла бледнеть, то вгоняла в краску. Шарпу не было его жалко, наоборот, он вдруг понял, что, если вечером Жозефина даст ему шанс, он им воспользуется.

Солдаты убирали тарелки с объедками куропаток. Дюбретон осведомился:

– Вы раскраснелись, леди Фартингдейл. Прикажете открыть окно?

– Благодарю вас, полковник, нет.

Румяное личико, обрамлённое тёмными кудрями, притягивало к себе мужские взгляды. На этом обеде она царила всецело и безраздельно.

Хлопанье кухонных дверей знаменовало подачу главного блюда. Дюбретон снова хлопнул в ладоши:

– Леди Фартингдейл! Сэр Огастес! Дамы и господа! Простите нас великодушно. Сегодня не будет ни традиционного гуся, ни свиной головы, ни жареного лебедя. Увы и ах! Даже говядиной мы не в состоянии попотчевать дорогих гостей! Умоляю, не судите строго наше главное кушанье, как бы просто оно ни было. Майор Шарп, позаботитесь о леди Фартингдейл? Сэр Огастес, позвольте?

Главное блюдо состояло из трёх частей, разложенных на отдельных тарелках: мясо, отдельно бобы. Их дополняло то, что заставило Шарпа забыть о сытости и вновь наполнило рот слюной; то, что Шарп любил больше всего на свете: жареная картошка… Подрумяненная, хрустящая… Мгновенно сопоставив число гостей с числом тарелок и количеством лакомства на каждой, Шарп предложил Жозефине:

– Будете, миледи?

– Нет, майор.

Она прижималась к нему коленом. Что нашло на сэра Огастеса? Неужели он ослеп? Жозефина была так близко к Шарпу, что их локти соприкасались. Была пора, когда Шарп без колебаний убил бы за эту женщину. В те далёкие дни он ни за какие коврижки не поверил бы в то, что жгучая страсть за пару лет остынет до простого влечения.

– Вы уверены?

– Да, конечно.

Более не чинясь, Шарп переместил клубни из тарелки португалки в свою, прикрыв излишек бобами.

Убедившись, что никто не обойдён порцией, Дюбретон наполнил свою посудину:

– Ваши английские сердца должны ликовать, ведь у вас на тарелках любимое блюдо герцога Веллингтона. Баранина!

Если это и была баранина, то она разительно отличалась от виденных Шарпом склизких малоаппетитных ломтей, с охотой поедаемых Пэром. Дюбретон просветил:

– Кладёте баранину на сковороду, даёте ей пустить жирок, добавляете чесночную колбасу и половину утки. В идеале полагалось бы гуся, но, увы! Затем тушите всю эту роскошь в бобах, к столу подаёте раздельно.