Враг стрелка Шарпа

Шарп вернулся в нижний двор. Провожая его взглядом, Фредериксон размышлял, и его мысли были ответом на вопрос, мучивший Шарпа ночью. Одноглазый капитан знал, почему вчера стрелки сражались вместо того, чтобы перебежать к врагу. Майор Шарп требовал от людей многого, больше, чем кто-либо другой, но, кряхтя и костеря его на все лады, солдаты вдруг обнаруживали, что им это по плечу. Открытие пробуждало в них гордость. Гордость за себя и благодарность к поверившему в них командиру. Майору Шарпу. Фредериксон тяжело вздохнул. Боже, благослови британскую армию, в которой основная масса офицеров считает солдат серой скотинкой.

Шарп устал, иззяб, а ещё хотел побриться. Вместо бритья он разыскал комнату, куда Фредериксон приткнул раздетых пленников. Их стерегли три стрелка. Шарп затронул капрала:

– Как у вас, спокойно?

– Сейчас да, сэр. – капрал выплюнул табачную жвачку в дверной проём. Двери не было, путь внутрь преграждала баррикада из обугленных досок, – А вот с часок назад выискался тут умник, начал воду мутить.

– То есть?

– Молотить языком, нарушать, в общем. Одёжку хотел. Они – не животные, чтобы голяка сидеть. Белиберда, в общем.

– И…?

– Кокнул его капитан Фредериксон, сэр. – стрелок ухмыльнулся, – Не любит он белиберду, сэр. Наш капитан.

Фредериксон был на крыше. Карабкаясь наверх, Шарп услышал восторженный рёв. Взобравшись, майор увидел его причину.

Над обителью реял флаг. Ветер давно улёгся. Чтобы полотнище не обвисало, капитан распорядился прибить к самодельному флагштоку поперечину, на которой и расправили знамя. Оно должно было послужить для приближающихся фузилёров ориентиром и знаком того, что всё прошло успешно. Майор подивился смекалке одноокого. Сам Шарп, не мудрствуя лукаво, просто вывесил бы флаг на одной из стен. Идея Фредериксона была удачней.

Капитан подошёл к Шарпу и поделился, глядя на флаг:

– Флаг как и не наш.

– Из-за чего?

– Из-за ирландской части.

После подписания Акта Содружества, сплавившего Ирландию с Англией в единое целое, государственный флаг пополнился диагональным красным крестом. Для многих даже сегодня, одиннадцать лет спустя, его вид был непривычен. Для других (Патрика Харпера, например) – оскорбителен.

– Слышал, вы пристрелили пленного?

– Что, перегнул палку?

– Да нет. Сэкономили трибуналу время и чернила.

– Утихомирил остальных, сэр.

– Вы спали?

– Не успел, сэр.

– Идите отдыхать. Это приказ. Позже вы мне понадобитесь.

Для чего ему мог понадобиться Фредериксон, Шарп и сам не ведал. Если всё идёт по плану, то Кинни уже на подходе, а, значит, стрелки не у дел. Если всё идёт по плану. То ли странные всадники были тому виной, то ли ответственность за жизни двух сотен человек, но смутная тревога не отпускала Шарпа. Он поскрёб щетину и глубже закутался в шинель.

Кот запрыгнул на крышу. С достоинством, присущим всему его племени, он прошествовал мимо затаившихся у каменного парапета стрелков, сел и занялся умыванием. Выставленная вверх задняя лапа отбрасывала длинную тень.

Через долину сторожевая башня тянула серо-чёрную руку тени к форту. Строения разделяли полкилометра. Туман почти сошёл, открывая подмороженные колючки и весело струящийся ручеёк. Караульные бдели на стенах обоих укреплений, и это было странно. Неужели Потофе полагал, что, получив заложниц, враг уберётся восвояси?

Ландшафт на западе, складчатый до невозможности, хотелось растянуть и прогладить. Солнце коснулось вершин холмов, но долины, подёрнутые всё тем же туманом, тонули во мраке.

Перейдя на северную сторону крыши, майор окинул взглядом дорогу к перевалу. Ни следа фузилёров. Впрочем, глупо было бы ждать их так рано.

– Будете, сэр?

Он повернулся. Стрелок (судя по акценту, немец) предлагал ему дымящуюся кружку с чаем. Выходцы с континента быстро перенимали любовь к ароматному напитку у сослуживцев – островитян.

– А вы?

– У меня есть ещё, сэр.

– Спасибо.

Чашка обжигала пальцы даже сквозь перчатки. Германец ушёл к флагу. На полотнище сверкали капельки росы, солнце просвечивало сквозь тонкую ткань. Лоскут материи, олицетворяющий всё, за что они сражаются.

Шарп отхлебнул из кружки и блаженно прикрыл веки. Минута покоя, чашка горячего чая, заря… Как мало надо порой для счастья.

Его уединенье нарушила тихая поступь. Лелея надежду, что неизвестный уйдёт, Шарп отвернулся вправо. По склону брели возвращавшиеся из лощинки солдаты, нагруженные вещами.

– Ричард?

– Жозефина?

Она сбросила с головы отороченный серым мехом капюшон и робко улыбнулась:

– Можно?

– Конечно, можно. Не замёрзла?

– Немножко. С Рождеством, Ричард.

– И тебя.

Шарп кожей чувствовал, как все стрелки на крыше уставились на них двоих.

– Почему бы нам не присесть?

Они уселись прямо на черепицу в шаге друг от друга. Жозефина повела носом:

– Чай?

– Да.

– Поделишься?

– С удовольствием.

Взяв у него оловянную посудину, португалка сделала глоток. Небрежно укорила:

– Я думала, ты вернёшься ночью.

– Занят был.