Враг стрелка Шарпа

Повисло молчание. Тихо было в монастыре. Тихо было за его пределами. Шарп извлёк часы. Двадцать пять минут двенадцатого.

– Вам назначалось точное время, сэр?

– Назначалось. – Дюбретон выпустил клуб дыма, – Одиннадцать двадцать пять.

– А нам – четвертью часа раньше.

– Для повара у Дирона мрачновато чувство юмора. Вероятно, он надеялся, что мы перестреляем друг друга. И едва не оказался прав.

Шарп был с ним согласен. Чудом не передрались.

– Могу я поинтересоваться, как ваша жена попала к Потофе?

– Отребье устроило засаду на обоз, следовавший из Леона в Саламанку. Никто не ждал вероломства от парней в нашей форме, и бандитам достался солидный куш военных припасов, а также три офицерских жены, ехавшие провести Рождество с мужьями.

Дюбретон прошёл к запертой двери на западной стороне, подёргал её и вернулся к Шарпу:

– Мне знакома ваша фамилия. Талавера? Бадахос? Тот самый Шарп?

– Наверное, да.

Дюбретон по-новому оценил винтовку Шарпа, кавалерийский палаш на перевязи, шрам и заключил без всякой, впрочем, враждебности:

– Я оказал бы моему императору изрядную услугу, убив вас, майор Шарп.

– Думаю, я тоже сослужил бы хорошую службу британской короне, отправив на тот свет вас, сэр.

– О, я уверен в этом! – засмеялся полковник с гордым бесстыдством человека, знающего себе цену.

– Сэр! – Харпер показывал на часовню. Там что-то грюкнуло и заскрипело.

Дюбретон отбросил сигару и подобрался:

– Сержант Харпер, вправо!

Повинуясь жесту полковника, ирландец занял позицию правее и чуть позади офицеров. Обратным движением кисти Дюбретон отправил Больше?? влево:

– Что внутри, майор?

– Часовня, перегороженная решёткой. В решётке – калитка, но она на замке.

Дверь распахнулась, и перед мужчинами предстали две девицы, со смиренным видом застывшие в реверансе. Постная мина недолго продержалась на их мордашках. Прыснув, они скрылись в часовне и вскоре вынесли во двор стол. Одна стрельнула глазами на Больше?, затем на Харпера, и, повернувшись к подружке, с напускным восторгом изобразила в воздухе нечто огромное. Обе захихикали. Объявилась третья. Она поставила у стола табурет, поприветствовала офицеров всё тем же реверансом и послала им воздушный поцелуй.

Дюбретон вздохнул:

– Что бы ни измыслил Потофе, наш удел – терпение.

Ботинки гулко затопали в церкви, и двор заполнился служивыми в испанских, французских, английских и португальских мундирах. На мушкетах их блестели примкнутые штыки. Насмешливо косясь на Шарпа с Дюбретоном, они частью выстроились перед часовней, частью заняли боковые галереи. Весёлые девицы почётным караулом окружили стол. На них были только коротко обрезанные рубашонки, и Шарпу подумалось, что им, должно быть, чертовски холодно.

– Mes amis! Mes amis! – густой сочный бас рокотал под сводами часовни. Секунда – и его обладатель показался в дверном проёме:

– Mes amis!

Раскатистый низкий голос плохо вязался с внешностью крикуна: малый рост, заплывшее жиром тело. Толстячок шустро подбежал к столу, распростёр объятия и повторил:

– Mes amis!

Его ноги облегали высокие блестящие ботфорты и белые лосины, которые, казалось, вот-вот лопнут на пухлых ляжках. Необъятное брюхо выпирало из-под цветастого жилета, застёгнутого, очевидно, с большим трудом. Надежду соединить петли с пуговицами форменной синей куртки, украшенной вязью золотой канители, её владелец давно потерял и просто перехватил на манер пояса золотым же кушаком, в то время как другой кушак, красный, был приспособлен в качестве аксельбанта, свешиваясь с правого плеча. На шее, под лесенкой подбородков, болтался опять же золотой крест с эмалью.

Бывший сержант Дирон, возведённый самим собой в маршалы, снял шляпу с пышным белым плюмажем, явив Шарпу с Дюбретоном добродушную физиономию перекормленного херувима. Сходство Потофе с ангелочком усиливал окружавший голову редкий венчик светлых кудрей. Дирон обратился к Шарпу:

– Parlez-vouz Francais?

– Нет.

Херувимчик погрозил стрелку пальцем:

– Вы учить ф’ганцузский! Хо’гошенький язик! Сп’госить полковник! – он улыбнулся Дюбретону, как старому знакомому. Тот промолчал. Толстяк пожал плечами, рассмеялся и снова заговорил с Шарпом:

– Мой английский плохой. Вы гово’гить с мой полковник.

Потофе вывернул голову настолько, насколько позволяли складки жира и завопил:

– Mon Colonel! Mon brave!

– Спешу, сэр! Спешу! И вот он я!

Скаля беззубый рот, в дверь протиснулся человек с по-детски голубыми глазами на жёлтом лице, простреливаемом судорогами. Форма британского полковника не могла скрыть звериной силы его мускулов. Он прошёл вперёд и, запнувшись, уставился на Шарпа немигающим взглядом:

– Шарпи! Привет, Шарпи! – мерзкое хихиканье, перемежаемое спазмами, огласило двор.

Подчёркнуто спокойно стрелок повернулся к ирландцу:

– Сержант Харпер, не стрелять.

– Нет, сэр.- ответил тот угрюмо, – Не сейчас.

– Сэр-сэр-сэр… – передразнил его человек в мундире английского полковника, – Никаких свинских «сэров» тут! Мы не любим подхалимов!

Он зашёлся хихиканьем, роняя на грудь тягучую слюну.