Враг стабильности

– Тогда, ребята, еще вопросик: а что, если в объекте этих полей вовсе нет?

И снова первым ответил Шахур:

– Даже если поля в объекте затерты искусственно, все равно они самовосстанавливаются. Через некоторое время, конечно. В среднем трое суток. Это изначальное свойство магополей земли.

Я еще больше укрепился в подозрении, что Сарат почти ухватил идею. Очень уж безразличным голосом было им сказано:

– При работе с объектами магии земли надо принимать специальные меры, чтобы по окончании воздействия поля не восстановились полностью, а остались в измененном состоянии.

– Хорошо. А если маг земли попытается работать с именно таким объектом: лишенным родных полей?

Ответ Шахура был предельно честным:

– Это слишком частный вопрос. Да нет, что я говорю: такое вообще немыслимо. Ну кому и с какой целью может понадобиться затирание земных магополей? В учебнике о таком точно не говорится, да и на лекциях ничего не упоминали.

Мой универсал снова вступил в разговор. Он говорил так медленно, как будто на ходу обдумывал совершенно не относящуюся к беседе тему:

– Думаю, тут опять же рулит экономика…

Воруют у меня ребята! Ох как воруют!

– …лично я не вижу ничего невыполнимого в том, чтобы создать в объекте магополя, а потом их изменять. Но это нерационально с точки зрения траты энергии мага. Если речь идет об объектах земной магии: зачем трудиться ради уничтожения полей, если потом их приходится воссоздавать, да еще закреплять? Но если это объекты иного плана…

Вот тут Шахур тоже понял – и немедленно вмешался в разговор:

– …то можно создать поля, изменить их, скажем, с целью изменить форму…

– …например, камня.

– Хорош. То, что такой подход МОЖЕТ быть перспективным – это, надеюсь, ясно? Так что, Сарат, за тобой маг земли. А тебе, Шахур, еще мелкое заданьице: сходить к Фараду и спросить, нет ли потребности в обновлении магических двигателей.

Сцена, которую я видеть никак не мог

Первым поздравившим Моану с повышением в ранге был, как и положено, Первый академик. Он же кратко представил свежему кандидату всех членов Академии. Но потом Тофар-ун взглядом попросил высокопочтенную подойти позже, чтобы переговорить. Возможность представилась.

– Разумеется, и я вас поздравляю, дорогая Моана. А также с детьми. Поздравьте и вашего мужа. Двойня, как я слышал от Курат-аза?

Улыбка.

– Благодарю, дорогой Тофар. И слушаю вас максимально внимательно.

– Ваша проницательность все на том же высоком уровне. Я хотел сообщить вам кое-что о персоналиях…

Большая часть сведений не была новостью для Моаны, но все равно академик имел крайне прилежную слушательницу.

– …и несколько особняком стоит академик Судур-иг. Формально он считается приверженцем курса на жесткое поддержание стабильности.

Легкая пауза.

– А фактически?

– Он единственный из всех академиков и кандидатов, кто поддерживает эту линию не из меркантильных соображений.

– Прошу вас, подробнее о нем. Сдается мне, это очень важно.

– Да. Но не для вас лично, а для всей команды глубокочтимого Профес-ора. К вашему сведению, Судур-иг – самый старый в Академии. Неофициально его и зовут Старейший. Если быть точным, он старше нас с вами.

Подобное заявление могло бы посчитаться оскорбительным для любой женщины, в том числе для Моаны, не будь та магом жизни.

– Имелось в виду, что он…

– Вы почти правы. Единственное уточнение: сам он в той войне не участвовал, были тогда маги много сильнее. Но он ее хорошо запомнил и с тех пор убежден: стабильность есть единственное средство для выживания Маэры. Это не все: он же – единственный в Академии, кто не имеет никакого дохода, помимо пенсионных начислений…

Эти деньги начислялись каждому академику и кандидату за счет Академии. Моана знала, что теперь и ей положены соответствующие выплаты, хотя их размер был намного меньше доходов от магической деятельности даже доктора магии жизни.

– …но и это не все. Изначально он специализировался по магии воздуха и воды, но в этом качестве даже я его не помню. Ценой строжайшей экономии и упорнейшего труда он стал почти универсалом. Ручаюсь, что в магии разума и жизни он на уровне кандидата в академики.

Реплика Моаны, казалось, состояла сплошь изо льда:

– Он не практикует по этим специальностям.

– Или делает это, но не берет денег. Это как раз не важно. Гораздо серьезнее другое: у Старейшего необыкновенный талант продавливать те решения, которые он считает необходимыми. Он сам верит в то, что говорит и в чем убеждает, – понимаете? Еще раз повторяю: ему ничего не нужно для себя.

Академик Тофар-ун был не просто умен. Он еще прекрасно умел чувствовать ум в других. Вот почему продолжения фразы не последовало.

Моана все поняла прекрасно: тот, кого академик Судур-иг сочтет врагом стабильности, в два счета станет врагом всей Академии.