Враг с планеты Земля

Занятый этими дурацкими размышлениями, я даже немного приободрился. Не в том смысле, конечно, что появилась надежда выжить, а в том, что, возможно, мне, наконец, расскажут сейчас, из-за чего, собственно, пошёл весь сыр-бор. Обидно, понимаешь, погибнуть в неведении. А этому чуваку на камне потрепаться, небось, жуть как охота. Тысячу лет, наверное, нормального собеседника не встречал, кругом одни зомбаки да кузнечики, тоска, блин, зелёная… И ещё это по закону жанра положено, чтобы главгад обязательно речь перед главным героем толкнул, какой он, мол, весь из себя крутой, а я негодяй, и как он сейчас будет меня убивать…

— Отвратительно, — процедил сквозь зубы «чувак на камне».

Голос его показался смутно знакомым. А присмотревшись, я понял, что он мне и внешне кого-то напоминает. Вот только кого конкретно…

— Знал, что у вас никогда не блюли чистоту, но чтобы настолько… — местный хозяин покачал головой и брезгливо скривился.

«Не понял. Это он про меня что ли?»

— Что значит… не блюли чистоту? — прохрипел я, попробовав «завязать разговор».

Мужик спрыгнул с камня и подошёл ко мне. Его аура и вправду пылала золотом. И ни одной алой и белой нити. Складывалось ощущение, что он жил только здесь и сейчас и даже не думал, что кроме привычного настоящего в мире есть будущее или прошлое. Мелькнула внезапная мысль, что я тоже мог стать таким… если бы в своё время не встретил Пао и Ан…

— А разве ты знаешь, что это — настоящая чистота? — вопросил местный, окинув меня пристальным взглядом. Спросил и сам же ответил:

— Нет. Ты не знаешь. И никогда не знал. Потому что привык жить в грязи, и грязь для тебя стала обыденностью. Любое разумное существо рождается чистым. Чистота тела, помыслов, действий, внутренней сути. Сохранить это всё — обязанность каждого. Потому что это основа жизни. Ведь главная цель всякой жизни — это достичь совершенства…

— Да неужели? — позволил я себе усомниться. — А я почему-то считал, что цель всякой жизни — её продолжение.

— Ты глуп, — презрительно бросил мой визави. — Глуп, потому что впустил в себя лишнее. А лишнее всегда превращает в грязь любую даже самую чистую чистоту. Потому что своя чистота всегда индивидуальна. А чужая чистота — это ненужная примесь. Ведь стоит только соединить, например, кристально чистое алое с чистейшим зелёным, и из этого противоестественного смешения рождается бурая мерзость. Но видеть и определять эту мерзость большинство, к сожалению, не способно.

— А кто же тогда способен? Высшие существа что ли? Самоназначенные и самовеликие?

Местный снисходительно усмехнулся:

— Игра слов — это лишь игра слов. Определять, есть ли в разумном смешение или он абсолютно чист, могут избранные… Или те, кто ими являлись, но стали предателями. Дар, данный им свыше, отнять, увы, невозможно.

— А хотелось отнять, да? — позволил я себе немного сарказма.

Собеседник нахмурился.

— Такие, как ты, недостойны владеть им. Я знаю, ты тоже умеешь видеть чужие ауры, иначе не смог бы войти в этот мир и добраться до Цитадели. Но это умение, этот великий дар ты применяешь во вред. Жалею, что раньше был слишком терпим к таким вот… принявшим скверну. Потому что надеялся: владение даром заставит их рано или поздно понять, что они творят непотребство. Я долго, преступно долго мирился с тем, что люди смешивают свои ауры: алую и белую, белую и зелёную, зелёную и оранжевую… они даже золотую умудрялись испортить иными цветами. Однако я верил: их может изменить доброе слово и доброе отношение. Но люди оказались неблагодарными и украли у меня самое дорогое… — на этом месте лицо моего визави исказилось гримасой злобы. — И тогда я решил: со злом нельзя договариваться, его надо просто уничтожать, без жалости и сантиментов.

— Угу. И стал превращать людей в зомби, а в нашу Вселенную запустил саранчу, чтобы она всех сожрала.

— Да что бы ты понимал?! — вспыхнул внезапно местный. — Всем, кто ещё не погряз в грехе, я даю шанс очиститься. Делаю их ауру одноцветной и помогаю идти по пути совершенства. Да, этот путь может стать бесконечным, но ведь и люди, которых я изменяю, живут теперь столько, сколько потребуется, чтобы достичь идеала. А саранча… это всего лишь чистильщики. Они вычищают скверну в таких местах, где её слишком много и где уже ничего не исправить…

Я слушал, что он говорит, и вдруг осознал, что мы с ним не произносим ни слова, что наш разговор идёт через мыслеобмен, так же, как в случае с Мелой, и что моя авантюра с прорывом вглубь Цитадели была обречена ещё на этапе планирования. Что, вероятно, такие попытки осуществлялись и раньше, и все они закончились неудачей. Что «древний враг человечества» знал, как с ними бороться, и попросту развлекался, отражая очередную. И что вся его «философия чистоты» основана на обычном комплексе неполноценности, объединённом в одном флаконе с чувством собственного величия и возможностями творить любую фигню, не получая в ответ такую же плюху.