Враг невидим

Всё-таки ему удалось вывести эльчестерского сыщика из себя. Лицо Поттинджера побагровело, рот неприятно оскалился, он перегнулся через стол, схватил Веттели за грудки, рванул так, что затрещала ткань свитера, притянул к себе и прошипел прямо в лицо, обдав волной душного запаха изо рта:

— Можете быть свободны, мистер Веттели… ПОКА можете быть свободны. Даже не надейтесь, что вам удастся так легко отделаться! Никакой министр не поможет убийце уйти от виселицы. Рано или поздно, но я выведу вас на чистую воду, так и знайте!

— Вот когда вы это сделаете, тогда и поговорим. А сейчас оставьте в покое мой костюм, тем более, он казённый, — Веттели стряхнул с себя его руки и брезгливо отстранился. — И, между прочим, вам стоило лучше учить юриспруденцию. Если убийца будет признан одержимым, как вы сами склонны предполагать, его ждёт не виселица, а всего лишь обряд экзорцизм, — эту ценную информацию он сам только накануне почерпнул в юридическом справочнике, случайно попавшем в руки. — Носитель не несёт уголовной ответственности за деяния овладевшего им духа.

…Ему удалось сохранить хладнокровие до самой последней минуты допроса, но оказавшись в коридоре, он почувствовал непреодолимое желание рвать и метать и яростно шарахнул кулаком по ни в чём не повинной стене, обшитой старинными дубовыми панелями. Хорошо они не пострадали — вот вышел бы конфуз, если бы проломил! Но дерево выдержало, а сам Веттели — нет. Должно быть, в этот удар он вложил последние остатки своих сил. Голова вдруг закружилась, ноги стали как ватные, пришлось срочно присесть на ближайший подоконник. Наверное, выглядел он в тот момент совсем неважно, потому что дежуривший у двери констебль — не знакомый, гринторпский (у того нашлась своя работа — пропал без вести старый полковник Гримслоу, искали третий день с собаками), а приехавший с инспектором из Эльчестера — молча взял его под локоть и повёл. Веттели механически побрёл, куда направляли, мысли были заняты другим: в голове ещё звучал их с Поттинджером спор, запоздало рождались новые аргументы, да такие убедительные — ну, хоть обратно возвращайся!

Когда же он, наконец, опомнился, то обнаружил себя в кабинете профессора Саргасса, сидящим на кушетке с закатанным рукавом, а рядом уже угрожающе маячила тонкая блестящая игла, собиралась впиться в кожу.

— Ой, — сказал Веттели испуганно. — Мне кажется, это лишнее.

— Нет, — ответили ему уверенно, — это совсем не лишнее… вот и всё! Ватку прижмите. И ложитесь, вам надо поспать.

— Но я ещё на целых три урока могу успеть, — возразил он по велению совести, но не без тайной надежды, что от такого шага его отговорят. Вот ведь как забавно: оказавшись в роли учителя, он радовался несостоявшимся урокам гораздо больше, чем в пору собственного ученичества.

Надежда оправдалась.

— Ах, да какие уроки! — сердито сказали ему, погладив при этом по голове. — Вы же на ногах не стоите и похожи на привидение. Тем более, препарат со снотворным эффектом, даже до кабинета не дойдёте. Спите спокойно, начальству я сам всё объясню.

Койка в медицинском кабинете была узкой и жёсткой, но у доктора Саргасса в запасе имелись подушка и плед, так что спалось Веттели очень даже хорошо. И пробуждение было приятным — в ногах сидела Эмили, сосредоточенно листала потрепанный «Справочник практикующего врача».

— Проснулся? — она отложила чтение и пожаловалась: — Ничего не нашла! Не представляю, что такое с тобой творится?

— А разве что-то со мной творится? — удивился он. — По-моему, ничего. Это я не сам, это Саргасс меня зачем-то усыпил.

— Усыпил — значит, было нужно, — ответила мисс Фессенден сурово. — Ну-ка, попробуй сесть. Только осторожно, без резких движений.

Веттели послушно попробовал — получилось прекрасно, как, собственно, и следовало ожидать.

— Теперь встань.

Встал.

Эмили смотрел на него подозрительно.

— Хорошо себя чувствуешь? Голова не кружится? Слабости нет?

— Да всё хорошо, — он уже начал тревожиться, не за себя, за Эмили: что-то она сама не своя. — А разве есть повод сомневаться?

— Есть, — ответила она мрачно. — У тебя температура тридцать один градус.

— Правда? По Магнусу? — живо заинтересовался Веттели, с некоторых пор у него стала пробуждаться склонность к естествознанию, похоже, бытие начало определять сознание. — А разве у живых такая бывает?

— Изредка случается, у замерзающих или покусанных вампиром, — ответила Эмили, глядя в сторону. — Но хорошо себя при этом никто не чувствует. Обычно уже начинается ступор.

— Наверное, термометр испортился, — догадался Веттели, ступора у него определённо не начиналось.

— Мы с Саргассом сначала тоже так подумали. Но не могли же все пять наших термометров испортиться одновременно, причём исключительно на тебе?

— Нет, — признал он, после минутного раздумья, — не могли. Но вампир меня точно не кусал, не сомневайся. Поттинджер всю душу вытряс — это было… Слу-ушай! А может, это какой-то особый род вампиризма? Когда не кровь пьют, а что-то вроде жизненной силы? Мне после его допросов так скверно становится! Но теперь уже всё прошло, правда.

Эмили с сомнением покачала головой.