— Я понимаю, тяжелый день…
— Да, благодаря одному мудаку…
— Совершенно верно, — кивнул он. — Твоему приемному отцу.
— Что он сделал? — сощурилась я.
— Не будем портить ужин, — поднялся Багратов.
— Ты собираешься разрушить всю мою жизнь подчистую, думаешь, мне важно не испортить тебе ужин?
— Не разрушит съемка твою жизнь, я же не собираюсь вешать лучшие кадры на билборды по всему миру. Иди сюда.
— А в зеркало мне потом как смотреть? — я поднялась, но тут же закатила глаза. — Но это вас не беспокоит. А может, дадите мне потом пару мастер-классов по этому искусству? Вы ведь как-то смотрите…
— Это тебе дорого обойдется, — опасно пообещал он, стянул пиджак и бросил на спинку дивана, потом принялся закатывать рукава на рубашке.
— Такой знаменитый коуч? — злость искала выхода, а он, вроде бы, позволял мне злиться. Но только красная лампочка здравого смысла начала сигнализировать — опасно.
— Нет, — посмотрел на меня недовольно исподлобья. — Закрой рот.
— Это почему?
— Люблю тишину…
— Я громко чавкаю, — стянула куртку и бросила ее рядом с его пиджаком. — Тем более креветками.
— Ну хоть молчать будешь, — усмехнулся. — Раздевайся.
Он направился в ванную.
— Что, прости? — повысила голос, снова переходя на «ты».
— Прощаю, — ответил он тем же, — раздевайся — ноги парить будем. Забыла уже?
— Для этого не раздеваются, — подняла я взгляд на вернувшегося мужчину.
— Передо мной раздеваются, не переспрашивая… — он склонил голову набок, усмехаясь.
— Забираешь у людей последнее?
— Да, — присел на корточки, заглядывая с интересом мне в лицо, — честь и трусы.
— Не думаю, что у них есть честь, раз они не переспрашивая снимают перед тобой трусы.
— Тебе виднее.
— Оставь меня хотя бы сегодня в покое, Багратов, — начала выдыхаться от нашего диалога. Сирена уже орала в голове, что надо затыкаться, как он советовал несколько минут назад.
— Так легко сдаешься? — улыбнулся опасно.
— По-твоему, это легко? — моргнула я.
— Сначала попаришь ноги и почавкаешь для меня креветками.
— Что ты хочешь — чтобы я отказалась?
— От креветок?
— От съемок.
— Да, Кристина, — его глаза блеснули опасно в полумраке. На меня будто навалилась и размазала его тяжелая энергия, которую он до сих скрывал за странным диалогом и пикировками, но долго так продолжаться не могло. — Отойди с моей дороги, а я забуду о нашем договоре. Я передумал. Ты бездарная актриса, совершенно не подходишь на роль, которую я тебе дал. Разнесу завтра по кирпичикам к чертям все, что дорого твоему опекуну. И ты обо мне больше не услышишь…
— Нет, — мотнула упрямо головой.
— Тогда раздевайся.
Игры кончились. Багратов злился — желваки рисовали жесткие линии на его лице, взгляд потемнел. Он загнал меня в ловушку. Его правила, его игра.
Я схватилась подрагивающими пальцами за края футболки, но нервы резануло от его издевательского смешка:
— Еще пару часов назад я был уверен, что тебя будет трудно трахнуть. — Он резко встал и толкнул меня на спину, нависая сверху. — Примитивная болтовня, и ты мало того, что впускаешь меня к себе, уже задираешь майку… Ты правда готова ради него стать шлюхой?
Его голос сочился едким разочарованием, отрезвляя. Что меня заставило думать, что я могу устанавливать правила? Он бы меня разложил сейчас по согласию, сама же начала раздеваться.
— Не за все роли надо хвататься, Кристина. Последний шанс. — Мстислав наклонялся все ниже, гипнотизируя взглядом, а у меня привычно закололо в груди, будто плеснули кипящей водой. Острое чувство страха потянулось к рубильнику, чтобы отключить сознание, выбросив его безучастно биться рыбой об лед. — Беги… от меня…
=7
Но стоило пальцам мужчины коснуться подбородка — все стихло. Разом. Исчезли картинки ожидаемого ступора, шелест панической атаки — все прелести моей болезни. Я сглотнула остатки вязкой слюны и мотнула головой, стряхивая его пальцы:
— Нет. Надеюсь, ты сдержишь обещание и не тронешь его.
Он долго смотрел на меня злым взглядом, потом выпрямился и досадливо процедил:
— Дура.
Когда за ним закрылись двери, я вздрогнула и съежилась. Стало так холодно, что меня снова затрясло, сердце едва не схватило приступом, но я быстро выпрямилась и задышала. Медленно и глубоко, растирая стопы, чтобы отвлечься. Сработало — паника отступила. Осталось только пестрое послевкусие от присутствия Багратова. Человек — ядерный взрыв. Такие люди меняют все там, куда приходят. Они даже не делают ничего особенного для этого. Багратов применил минимум усилий. Самое большое — надавил на ручку и поставить подпись. Все. И жизни полетели в топку его разрушительного эпицентра — я готова раздеться перед ним и даже больше, будто меня не разносит в пыль от чужого несанкционированного прикосновения, а отец… Интересно, о чем он сейчас думал?