Врач

Иногда мне кажется, что взрослые, стоящие над могилами, передают молодым и еще не опытным родственникам ценное знание. Кто бы что ни говорил, а мы все хотим, чтобы нас поминали добрым словом. Если ничего хорошего сказать про человека нельзя – положи пирожок, налей рюмочку и молчи. Такие правила.

По пути через поселок Филиппу встречались знакомые люди: те же самые, что встречались ему, когда утром он шел на работу. Они шли домой. Их жизнь как состав, движущий по кольцевой ветке метро в Москве: огромное количество остановок, столько людей разных садятся в вагоны, выходят, а в конце все равно состав загонят в ДЕПО пустым.

Все местные прекрасно знали о февральском ритуале Филиппа, поэтому вопросы никто не задавал. Выглядел он, как альпинисты из документальных фильмов ВВС «Восхождение на Эверест». Для него же это приключение всегда было скорее спуском с горы в пучину ярких воспоминаний прошлого, разбавленных огромным количеством воды.

Большую часть пути приходилось преодолевать на лыжах. Он шел не оглядываясь, в голове гудела вьюга, лицо было покрасневшим, северный ветер, что приобрел бывалую мощь за стенами домов, подгонял Филиппа в спину. Скольжение было прекрасным, он даже немного согрелся, проехал около 4 километров – оставалось еще примерно 2. Вдалеке начала чернеть разрушенная церковь, по ней он и ориентировался. Она была словно битый пиксель на матрице монитора, где фоновым изображением рабочего стола был «сплошной белый». Черная точка и все. Больше ничего не было видно: мело очень сильно. Вьюга свирепела с каждым метром все сильнее.

Филипп всматривался в точку, как вдруг она начала троиться: распалась на три. Сначала одна массивная точка разделилась на две, потом на три точки разного размера. Филипп прищурил глаза и не мог понять, что происходит. Он остановился, взял из сумки бинокль, который он всегда брал на случай, если потеряет из виду церковь, такое было уже пару раз. Он покрутил линзы, настроил фокус и упал от увиденного на свои охотничьи лыжи животом. От страха.

До церкви оставался километр. Она не развалилась окончательно на три больших куска. Нет. Рядом с самой массивной постройкой шла, видимо, волчица, со своим волчонком. Они шли, перебирая лапами зыбкий снег, прямо навстречу Филиппу. Сердце заколотилось в ритме Drum’n’Bass – аритмия обострилась. Первое, о чем подумал смелый лыжник: «Они никогда не передвигаются вдвоем, где остальная стая». Мысли о том, что сейчас из-за церкви следом выйдет еще 6, 7, 8 волков пугала, мурашки и пот побежали по телу, которое уже начало бесконтрольно дрожать от страха.

Они медленно приближались к нему. Филипп схватился за ружье и лег. Что делать? Стрелять? Но он даже не умеет, никогда не делал этого. Зарядил два патрона, случайно просыпав шесть оставшихся в коробке зарядов в снег. Беда. Бинокль уже не был нужен: волчица и волчонок были так близко, что он уже мог разобраться невооруженным глазом, где находится голова животного. Он продолжал лежать, направив дуло ружья в их сторону. Волчица заметила гостя, остановилась, а вот волчонку было все нипочем. Стаи нигде не появилось. Одиночки. Возможно? Вполне.

Волчонок, увидев неизвестное ему существо, со всей прыти побежал в сторону зарывшегося в снегу темного дрожащего комка. «Что делать? Стрелять?» – подумал Филипп. «Это же волчонок, он ничего мне не сделает. Я не могу», – говорил внутренний голос в ответ. Волчица стояла, внимательно вглядываясь в глаза Филиппа, слегка скалилась и рычала. Ему казалось, что ее глаза вполне человеческие, даже знакомые, и они не хотят его съесть.

Тем временем, пока «взрослые» переглядывались, волчонок подбежал прямо к рукам и голове лежащего Филиппа. Он обнюхал его, поскулил, нарыл носом кусочек неприкрытого красного дрожащего лица и начал облизывать его. В это время волчица тоже решила наконец-то сдвинуться с места и побрела к играющимся.

Щенок, очевидно, играл с человеком, не хотел причинить вреда, но вот приближающаяся волчица пугала не на шутку. Палец потянулся к курку, нужно только нажать, и все кончится. Она была уже на расстоянии пяти метров от него: шла горделиво и медленно. Летящий с бешеной скоростью снег прилипал к ее темной шерсти.

Дрожь усиливалась. Три, два, один. Выстрел! «Нет? Что такое? Как так? – подумал про себя Филипп. – Заклинило». Паника овладела им, он закрыл голову руками, но продолжал одним глазом смотреть на волчицу.

Она подошла к нему, обнюхала с головы до ног, а потом взяла щенка зубами за шкирку и оттащила от человека. Филипп перестал чувствовать их присутствие, на щеке лишь остался запах слюны волчонка. Через двадцать секунд он, все еще потея и дрожа, решил взглянуть назад – никого не было.

Возможно, прошло и чуть больше двадцати секунд. В такой ситуации счет времени меняется, пульс учащается, а с ним и секундная стрелка на любых часах начинает двигаться чуть быстрее и чаще, подгоняемая адреналином. Быть может, вьюга посчитала, что не стоит ему еще раз на них смотреть, и скрыла представителей фауны за снежными кулисами. А может, и не было их вовсе?