У меня внутри все перевернулось. Я взрослый отлично знал, что это не несчастная, лишившаяся крова, а тварь, работающая на местную мафию, которую крышуют менты, а ребенок — нежилец, в лучшем случае будущий инвалид, которого опаивают снотворным или чем похуже, чтобы он не орал.
Потому я остановился возле псевдонищенки и сказал:
— Ты должна спасти этого ребенка. Слышишь меня?
Дамочка вскинула голову, и ее перекосило от злобы, она оскалилась и зашипела, словно в ней пробудился бес.
— Ты. Должна. Завязать с преступностью и спасти ребенка, — повторил я. — Просто бери его и уезжай на юг. Если самой ребенок не нужен — оставь на улице, люди ему помогут. Но сохрани ему жизнь.
— Проваливай, придурок! — рявкнула она, и я ввинтился в толпу.
Сработает ли мое внушение? Очень хотелось в это верить. Больше ничего я сделать не мог, потому что в этой сфере работает преступный синдикат, не по зубам он мне.
А может, меня не от гнилушек тошнит, а от бессилия? Сколько они так убили младенцев? Сколько детей из-за них выросли покалеченными?
У выхода из галереи мое внимание переключилось на дорого одетую блондинку с написанной от руки табличкой «Куплю ваучеры, 5100 ₽». Я притормозил, смещаясь к стене, где стояла дама. Ее-то мне и не хватало! Сейчас сделаю наивное лицо, притворюсь глупеньким и спрошу, куда она девает ваучеры, чтобы хоть понимать, куда двигаться. Но стоило сделать шаг к спекулянтке, идея перестала казаться хорошей, я остолбенел. От волнения аж сердце зачастило и майка прилипла к спине. Или все-таки?..
Зажмурившись, я шагнул вперед, разлепил веки и выпалил:
— Здрасьте.
Женщина скосила на меня глаза.
— Не подаю.
— Скажите, пожалуйста, а зачем вам ваучеры? — брякнул я и добавил: — Мне в школе задали про них написать, а я ничего не знаю. Куда их девают?
Будто ниоткуда появился бык в спортивном костюме и кепке, оттер меня в сторону, бурча:
— Их, пацан, хавают. — Бычок хохотнул со своей шутки. — Так и напиши в своем сочинении. Вали, давай, отсюда, а то ноги повыдергиваю.
Сделав испуганное лицо, я сбежал по ступенькам. Вот же наивный дурак! Мог бы догадаться, что просто так в метро не постоишь, это место козырное, проходное. Женщина и сама не знает, что будет с ваучерами. У нее задание — их скупать, ее поставили хозяева. И ее, и этого быка — охранять тетку от шпаны и подносить деньги, которые точно хранятся у него. Вспомнился мой валютчик с напарником. Если менты хлопнут — деньги не отнимут, а доблестная милиция, хоть и крышует, время от времени устраивает показательные порки.
Это Москва, тут все непросто. Придется искать другой источник информации и засесть в библиотеке.
В Ясенево я доехал раньше на десять минут, выбежал на поверхность, жадно втянул свежий воздух. Наконец не пахнет падалью! Встал, где мы условились с теткой Юрки: под буквой «М» у выхода из метро; запрокинул голову, глядя на затянутое тучами небо. Все-таки правильно взял зонт!
Многочисленные торговцы, разложившие свой товар на газетах, начинали сворачиваться, оставляя после себя окурки, обрывки бумаги и картон.
— Чай, кофе, пирожки! — голосила толстая тетка, похожая на румяную булочку, переминающуюся с ноги на ногу, будто ей хотелось в туалет.
Метро работало слаженно и ритмично, выталкивало людей порциями, как сердечные сокращения — кровь. Вот и лимфоциты — группка ППСников — ищут самые денежные бактерии, чтобы их ощипать. Понятно теперь, почему все разбегаются. Н-да, с иммунитетом у нас беда. Нелюдей, которые накачивают детей наркотиками и раздают нищенкам, побирающимся на своих постах, не трогают, зато вон, деда, продающего ложки, обобрали. Аутоиммунное заболевание у моей страны.
Сейчас менты потрошили мужика, торгующего джинсами. Он пытался с ними препираться, а потом с обреченным видом сунул им откупные. Пирожочницу менты не тронули, кивнули ей. Ага, эта, как мой дед, заранее договорилась…
— Павел? — окликнули меня голосом, каким только приговоры озвучивать, и я обернулся.
Передо мной стояла высокая худая женщина с красными волосами, губами и жемчужными бусами на обвислой морщинистой шее. На вид ей было под шестьдесят. Брючный синий костюм, каблуки, сумочка.
— Здрасьте, — кивнул я и представился еще раз, надеясь, что она назовет свое имя.
— Алла Витальевна Чумакова, я старшая сестра Юриного папы.
Ага, вот, значит, как. И замужем эта женщина не была, фамилию не сменила. Или была, но не меняла. С полминуты тетушка меня сканировала взглядом, оценивала. Наконец сказала:
— Думала, у Юры, кхм, другие друзья. Что у вас общего?
— Он мой одноклассник. Поначалу мы с ним воевали, дрались, потом помирились, — честно ответил я, направляясь за ней. — Жалко мне его. Расскажите, как он?
Про Юркино письмо, полное отчаянья, я говорить не стал. Алла Витальевна молчала, обдумывала ответ. Наконец выдала:
— Плохо. Устроила его в новую школу, приличную, он там сразу же подрался, его поймали в курилке, а на следующий день — с пакетом на голове! Понятное дело, в классе ему объявили бойкот, и он отказался ходить в школу, говорил, что там одни… как же их… слово забыла.
— Чушпаны? — уточнил я.