— Все у тебя просто, — проворчал дед. — Вот вычислит, где живешь, сделает наводку, и хату вынесут!
Вспомнилось, что бывших ментов не бывает, вот из деда и полез мент, который всех подозревает и во всех видит преступников. Может, так и правильно. Но опыт прошлой жизни подсказывал, что, сколько ни стели солому, все равно упадешь там, где ее нет, да мордой в асфальт.
— Но он же помог? — хрипнул я, глядя на руки: вроде не трясутся. — Помог. Не будь у меня с ним нормальных отношений, что бы ты делал? Завалил бы быков?
— Да они уже в штаны навалили.
Он оперся на плиту и потер поясницу.
— Ты меня осуждаешь? — спросил я.
Дед посмотрел уже без злости, мотнул головой.
— Предостерегаю. Вотрется в доверие, разведет как маленького. Хотя…
— Я и есть маленький, — пришлось поделиться взрослыми мыслями. — Он тоже человек. Все люди, кроме Костаки и быков. Но даже такие могут быть любящими отцами и мужьями. Валютчик опекает маленького, вот и все. Он видит во мне себя, может же такое быть? Иногда банан это просто банан, и он ни на что не намекает.
— Хочешь мира — готовься к войне, — проворчал дед.
— Нельзя всю жизнь готовиться к войне. Становишься ее заложником. Нужно научиться терять и отпускать. Паникеры, вон, готовятся, и теряют кучу денег. Мы еще дешево все продали.
Дед рассмеялся — сперва горько, но его смех становился все более азартным, я сам невольно заулыбался. Наконец он сказал:
— Яйцо яйца учит меня жизни! И ведь грамотно как учит! Откуда ты это взял? Где прочитал?
Не говорить же ему о своем прежнем опыте, когда я всю жизнь готовился к войне, терял женщин, не умея доверять им и принимать их, и в конце концов война меня и прикончила.
— Придумал, наверное, — пожал плечами я и перевел тему: — Давай сходим к Павлу вдвоем, если ты обо мне переживаешь. Он не бандит, я видел, как он гопников гонял, чтобы они за людьми не увязались. Но прежде — пересчитаем прибыль. Где? Опять в туалет идти? Он тут такой, что глаза вытекают.
— Давай тут, — сказал он, — кому нужны те фантики? Все, вон, хотят от них избавиться.
— Давай лучше уйдем, ты пистолет засветил, вдруг кто ментов вызвал, оно тебе надо?
— И правда ведь. Совершенно не надо.
Мы решили обойти рынок, но я вспомнил о месте, где меня ждал Ян, и повел деда туда. Мы уселись на бордюр в тени деревьев и принялись считать деньги. Не отрываясь от процесса, дед говорил:
— Я ведь знаю, как устроена эта система: бандиты, валютчики, торпеды, гопота. Раньше валютчиков сажали на приличные сроки, а теперь вот, пожалуйста! Элита, мать твою! — Он сплюнул на землю. — Сам спекулянтом стал. Тебе с Олей помочь хотел и втянулся. — Еще один плевок. — Даже удовольствие стал получать, азарт.
— Ты посвятил жизнь системе, система тебя предала, — сказал я, разложив деньги по номиналу, — ничего постыдного нет в том, что мы делаем. Мы не воруем, не предаем и не подставляем. Просто думаем головой.
Дед, видимо, решил излить мне душу.
— Понимаешь, я ведь всегда боролся с такими. Презирал, выслеживал, загонял. Это как презирать проституток, а потом…
— Сказал тоже. Лучше скажи: презирал академиков, а потом сам таким стал. Мы — адепты финансовой комбинаторики. Маги, материализующие деньги из эфира.
Он снова засмеялся, покосился на меня.
— Что ты, кто ты? Как ты вырос в… такое в этом селе?
Наверное, я его напугал формулировками, надо бы поаккуратнее. Но интересно наблюдать за реакцией взрослых.
— Не знаю. Но ведь хорошо же! У меня шестьдесят девять.
— Сорок пять, — ответил дед. — Итого за вычетом мелочи, что была на сдачу, примерно сто десять. А вложили мы сколько, не помнишь?
— Двадцать шесть, — ответил я, и дед присвистнул. — Люди два месяца за такие деньги работают.
— Вот и я о том же, а мы заработали их за три часа с учетом пути. Жаль, что поменять можно так мало. Мы еле укладываемся.
Я разделил деньги пополам и половину сложил в рюкзак, дед протянул мне свои, но я мотнул головой.
— Пусть будут в разных местах. — Я встал с бордюра, отряхнув пятую точку. — Ты со мной к валютчику?
Дед тоже встал, и мы пошли. Он решил меня просветить:
— Валютчиком не становятся люди с улицы. Тот парень — он либо чей-то родственник, либо очень умный и хитрый. Сейчас любой рынок под какой-то преступной группировкой, и заниматься валютой позволено далеко не всем. Выше валютчиков только главари группировок, которым те платят.
— То есть ты считаешь, что Павел — бандитский родственник? Думаешь, он не мог сам добиться?
— Мог. Но для этого надо много заплатить или чем-то заинтересовать. Или изначально ошиваться рядом с ними. Понимаешь, к чему я?
— Конечно. Значит, торпеды ему не подчиняются?
— Нет. Они его оберегают, как и торговцев на площади, которые им регулярно отстегивают, — от конкурентов. А тут увидели нас, легкую добычу, явно с деньгами, решили ограбить.
— Ясно.
— То есть валютчики — не то чтобы бандиты, они даже с милицией сотрудничают по мелочи: домушника поймать, краденое найти, все же им несут. Но если кем-то из клиентов заинтересуется его босс — сдаст с потрохами. Пока ты ему интересен скорее как забавный экспонат, но…