Вперед в прошлое 3

Огромная перламутрово-зеленая цикада брякнулась на палубу рядом со мной, я спикировал на нее, схватил — она испуганно зазвенела — и посадил в боковой карман рюкзака, чтобы не полетела дальше и не утонула, дура. Выпущу в лесу.

В детстве я любил доставать из воды полудохлых цикад, класть на теплые камни и смотреть, как они оживают: сперва лапкой дергают, потом переворачиваются, просушивают крылья и стартуют. Нередко — снова в море.

Поездка заняла заявленные двадцать минут, катер причалил к раздолбанному пирсу Каменки, доживающему последние дни. И в числе трех японцев (или китайцев?), а может, и наших якутов я двинулся к берегу, к наперебой гремящим пляжным кафе, мимо мальчишек, радостно передающих друг другу только что пойманную склизкую рыбу-собаку.

С тихим всхлипом волны облизывали бетонные сваи, колыхали волосы-водоросли, между которыми прятались мидии. Курортники степенно заходили в воду и плыли, вытягивая шеи, дети плескались и визжали, но еще громче орала тетка, предлагающая медовую пахлаву.

По набережной я двинулся налево, к горе, у подножия которой и прилепился заброшенный лагерь. Причем, насколько помню, там начался оползень, и у спального корпуса поплыл фундамент, а здание столовой и вовсе устремилось к морю вместе с солидным пластом почвы. То есть отдельные строения вполне обитаемы, возможно, и не обесточены, и там может быть официальная охрана, которая в сговоре с работорговцами.

Подавив желание напоследок занырнуть в море, я углубился в частный сектор, где, по прошлой жизни помню, меж пригорков и раскидистых южных сосен вилась тропинка, ведущая на дикий пляж. Полуденный зной спадал, но цикады и не думали замолкать — лес звенел так, будто поджаривался в масле на раскаленной сковородке.

Хорошо тебе, Пашка? Ну вот и кайфуй, отпусти ситуацию. Ступай на мягких лапах, потому что сегодня охотник — это ты. И я пытался, превращаясь в ощущения, но снова и снова разум напоминал, что в моих руках — десятки жизней детей, приготовленных на продажу, да и собственная. А значит, и судьбы близких. Потому не геройствуем. Наблюдаем до последнего, не вмешиваясь. Слишком велика вероятность, что при прямой угрозе жизни мир запикселится, и останусь я с дробовиком наготове наедине со своей смертью. И теперь уж точно не получится выскользнуть из ее лап.

Вскоре я выбрался из лесу на асфальтовую дорогу, покрытую выбоинами. По ней редко ездили, и полотно присыпало хвоей, кое-где были наносы из мелких камней, вымытых недавними ливнями из горной породы.

Дорога то поднималась на пригорок, и впереди синело море, то спускалась между холмов, убегая к мысу, где и находился лагерь. Нагретые солнцем скалы трещали, остывая, будто неподалеку великан скрежетал зубами.

Оп! С грохотом выкатились камни на дорогу в паре метрах от меня. Пересекли асфальт и застряли в валежнике.

Я пошел дальше, а в голове появилась мысль: «Сергей Бодров, сентябрь 2002 г., сход ледника, погубившего съемочную группу и снесшего несколько турбаз».

Бодрова жаль, он стал национальным символом, потому его надо предупредить, задержать, чтобы он не попал под сход ледника во время съемок. Черт, не вписал в послание! Значит, придется выжить.

Вдалеке замаячил забор из стальных прутьев, крашеных в зеленый, все в струпьях ржавчины, они сливались с фоном: листьями, ветвями, побегами. А вот железная калитка и ворота, за котрыми угадывалась будка охранника, очень даже выделялись. Я сбавил шаг и полез в лес, потому что мне лишнее внимание ни к чему.

Подкравшись поближе, я отметил, что наносов возле ворот нет, значит, их часто открывают. Осталось выявить охранника…

Скрипнули петли дверцы будки. Чиркнула зажигалка, и потянуло табачным дымом.

Ага, есть. И судя по тому, что он ни с кем не разговаривает, охранник тут один. Узнать бы, как он вооружен. Дело серьезное, вряд ли его оставили без огнестрела. Вот только что у него за оружие?

Как ни кружил вокруг, как ни заглядывал между прутьями, не понял, а на рожон решил не лезть. Ладно, надеюсь, это будут уже не мои проблемы.

Теперь надо проникнуть на территорию лагеря и выяснить, где держат пленниц.

Я прошелся вдоль забора, сквозь который проросли вязовые деревца, нашел подпиленную арматурину, потянул ее на себя, ругнулся, обнаружив, что ее снова приварили. Вместо того, чтобы лезть через забор и кусты, я прошел чуть дальше, обнаружил овражек, прорытый ручьем, расчистил его от валежника и пролез под прутьями на животе.

Вспорхнула вспугнутая сойка, разоралась, будто бы указывая на меня: смотрите, вот он, нар-рушитель! Скорее сюда, тут нар-рушитель. Хрясь-хрясь-хрясь — трещали под моими подошвами сухие ветки, и я остановился, краем уха уловив скрип петель.

Охранник знает, что сойка орет, предупреждая о чужаке, и вышел проверить? Или показалось, то скрипнули не петли. Противная птица, крякая, уставилась на меня. Издеваешься, морда бандитская? Ну я тебе!

Я поднял камень и швырнул в нее. Попал. Разразившись душерздирающим ором, сойка, роняя перья, полетела прочь и расшумелась уже дальше.

Я осторожно двинулся дальше. Хрясь, хрясь, хрясь.