С утра рыба не ловилась, теперь, вот, покупатель не ловится. По автобусу, который ходил в мой поселок через каждые полчаса, я понял, что прошел час, а продать удалось только полтора килограмма. Потом еще час — два килограмма. Так, глядишь, к ночи управлюсь. Желудок заворчал, требуя еды. К трем дня ушло шесть килограммов — половина добычи.
То ли от усталости, то ли от голода разболелась голова, и начало тошнить. В прошлой жизни я плюнул бы на все и вызвал такси, сейчас я нищий, хочешь не хочешь — терпи и трясись в автобусе. При мысли о набитом дребезжащем «икарусе» тошнота подкатила к горлу. Квест «как доехать, не проблевавшись». Все-таки я себя переоценил.
К шести часам я продал последний килограмм ставриды, отошел в сторону, пересчитал деньги: две тысячи триста рублей! Плюс вчерашние семьсот. Три тысячи! Это два килограмма сыра, которого безумно хотелось. Но транжирить нельзя. Нужно собирать доллары к денежной реформе, то есть к августу, чем их будет больше, тем больше я заработаю и закрою насущные потребности.
Оглядевшись, я спрятал богатство во внутренний карман ветровки. Надо бы сходить на рынок, присмотреться к менялам, узнать, какой курс. Бывали среди них и гастролеры, продававшие фальшивку чуть дешевле, но преобладали нормальные валютчики, которые работали на одном месте и никого не кидали.
Но я еле держался на ногах, потому, умаявшись в очереди, купил десяток яиц — себе, пару пакетиков «инвайта» и упаковку лапши «роллтон»— порадовать Наташку и Борьку «детским питанием», — полбатона и крошечный кусочек копченой колбасы, за которую отдал аж триста пятьдесят рублей. Утром всем будут бутерброды.
Вот почти тысячи и нет, но принести в дом добычу было важно, чтобы подтвердить: я могу, я мужик. Может, стыдно папаше станет, и он тоже начнет носить еду в дом, а не любовнице. Получается примитивная манипуляция, но вдруг сработает?
В автобусе меня запинали, прижали к водительской кабине, притиснув ведро к ногам. Я приготовил кулек, чтобы туда блевать, и возрадовался, что не поел — желудок был пуст, и я дотерпел до Илюхиной остановки. Вывалился из газенвагена, сел на бордюр, глотая воздух разинутым ртом. Отошел немного, купил мороженого Илюхе и его родителям и так разменял вторую тысячу. Но идти в гости с пустыми руками, когда все знают, что я заработал, нехорошо.
Родители еще не вернулись, мы быстренько прогнали английский, физику и алгебру — благо завтра суббота и всего четыре урока! Причем четвертым физра, на которую я по понятной причине не пойду.
— Зяму с Русей закрыли, — доложил Илья. — Все на ушах.
— И хорошо, — резюмировал я, и тут провернулся ключ в замочной скважине, в кухню протопали родители Ильи, разговаривая вполголоса.
— Как быстро ты можешь сплести самодур? — спросил я.
Илья задумался, почесал в затылке.
— Полчаса на каждый, а что?
— Научи меня и сделай штук несколько на продажу. Попытаюсь загнать. Только надо просчитать, сколько на них идет материала.
— Самодуры продать? — удивился Илья. — Кому они нужны?
— Еще как нужны! Сегодня хотели купить. Думаю, рублей за двести толкать нормально.
Девяностые — это не двухтысячные, когда можно прийти в рыболовный магазин и набрать любых самодуров и блесен. Тут этого всего нет, а заправские рыбаки жадничают, хранят свои секреты. Продавцы же еще не поняли, что на этом можно зарабатывать.
На миг появилось ощущение, что я играю в РПГ-игрушку и прокачиваю скилл торговца, отыскав эпический артефакт, когда система подсказывает мне выгодные решения, в то время как другим они не видны. Хочешь — открывай пекарню, года три это будет тебя кормить. Хочешь — швейную фабрику. Хочешь — бартером занимайся. Бартер сейчас— вообще песня. Ну, или продвигай кондитерку. Пойдет все. Народ голодный, конкуренции нет из-за отсутствия представления, где взять стартовый капитал.
Где-где, на земле и в воде, как я сейчас! В конце концов, мы живем на юге, у нас черешня, абрикос, клубника в мае, а на севере, в той же Москве, ничего этого нет. И двухсот долларов хватит!
— Думаешь, пойдет? — не поверил Илья и кивнул на дверь. — Там отец пришел, ты что-то хотел спросить у него?
Я мотнул головой.
— Да не, сам справлюсь. Так что, научишь?
Илья кивнул, вытащил пластиковую коробку, разделенную на отделения вручную, а в них хранились крючки, перья, разноцветный бисер, лески разной толщины.
— Основная леска подвеса — четырнадцатая, если толще, днем рыба будет пугаться. Поводки на крючках и грузы крепятся к ней двенадцатой. Если зацепится за дно — потеряешь один крючок, а не весь самодур. Как оформлять крючок, смотри. Две бусины, это типа глаза, перо, лучше белое или переливчатое. Берем крючок вот так… Повторяй, а то не запомнишь.
Я повторил.
— Берем нарезанную восьмую леску. Крепим перышко, обматываем, и ее конец — вот сюда в петлю. Тянем, тянем… Есть! Обрезаем леску, крепим бисер двенадцатой, она и будет поводком…
В дверь постучали, и подросток во мне от зависти чуть не умер. В дверь Ильи — стучат, а не вваливаются бесцеремонно.
— Открыто! — сказал на миг отвлекшийся Илья и снова углубился в рукоделие.