Возвращенный рай

– Знаю, что квалификация у него неплохая, но специализировался он на предметах, нужных более взрослым детям. Я серьезно подумываю, чтобы отказать ему, когда он возвратится… если он возвратится, в чем я порой сомневаюсь. Думаю, ему надоел Ги, так же, как и Ги надоел он.

– Ты меня удивляешь, – резко заявил Кристиан, обеспокоенный тем, что Пол может лишиться базы в замке. – Как и папа, я считаю, что он именно тот человек, который может заложить хорошие основы. Что думает по этому поводу Кэтрин? Ты уже обсуждал это с ней?

– Нет. Не обсуждал, – напористо заявил Шарль. – У Кэтрин предвзятое отношение, ведь он ее старый приятель. Думаю, мне лучше знать, какое обучение нужно моему сыну.

– Уверена, что сейчас не время обсуждать это – Луиза с беспокойством взглянула на фон Райнгарда. – Нам не стоит морочить голову генералу нашими домашними заботами. И, Шарль, я действительно думаю, что тебе надо пойти и посмотреть, все ли в порядке с Кэтрин. Она мне показалась нездоровой.

– Перестаньте суетиться, мама, – с раздражением начал Шарль, но тут же замолчал: за дверью послышались голоса и приветствия, женские каблучки застучали по плитам пола.

– Что там такое?

Отворилась дверь, и на пороге появилась высокая стройная девушка с длинными, прямыми волосами. Под ее глазами были синяки, хлопчатобумажная блузка и юбка помяты, к груди она прижимала брезентовую сумку.

– Селестина! – ахнула Луиза. – Ты ли это! Ты же должна быть в Париже!

Этими словами она выразила общее недоумение.

– Я вернулась домой, – объявила Селестина. – Не могу больше этого вынести. Там ужасно. Я взяла билет на поезд, но вышла задержка и… – Она замолкла, увидев вдруг фон Райнгарда. Тот сидел спиной к двери, но, как и другие, повернул голову. И без того бледное лицо Селестины стало совсем белым.

– Кто это такой? Что тут делает немецкий офицер?

– Селестина! – резко одернула ее Луиза, вмешался и Гийом.

– Моя дочь, видимо, устала. Не понимает, что говорит.

Но никто и ничто не могли остановить Селестину.

– Не могу в это поверить! – вскрикнула она. По ее щекам текли слезы. – Вы поспеваете всюду, правда? Даже здесь, в моем собственном доме! О, не могу вынести это! Боши – даже у меня дома!

В замке впервые прозвучал голос, порицающий немцев. Его отзвук повис в воздухе, как предвестие грядущих событий.

– Селестина, дорогая, входи и садись, – к удивлению всех, Луиза пришла в себя первая: она просто не понимала возможных последствий выходки Селестины. Она поднялась со стула – хрупкая фигура в экстравагантном довоенном наряде из Парижа, – обняла дочь за худенькие плечи и подвела ее к стулу, на котором только что сидела Кэтрин. – Бриджит накроет для тебя. Уверена, ты проголодалась, ведь ты приехала из самого Парижа.

– Нет – я не голодна, – пыталась отговориться Селестина. – Хочу пойти прямо в свою комнату, мама. Принять ванну и поспать.

– Селестина, делай, как тебе говорит мать, и садись! – приказал Гийом. Он редко говорил повелительным тоном, но когда делал это, то ослушаться было невозможно. Селестина бросила на него взгляд из-под своих дугообразно загнутых ресниц и села на краешек стула, все еще прижимая к себе сумку. Кристиан, сидевший рядом, взял у нее сумку и положил на пол. Он подумал, что сумка слишком легка, если Селестина приехала домой на продолжительное время; хотя подобное недомыслие ей свойственно: сестру никогда не занимали особенно вещи.

Когда она села, фон Райнгард поднялся.

– Хочу поблагодарить вас за отличный ужин и откланяться, – произнес он. – Не буду мешать семейному разговору.

– Отто… что вы? – запротестовал Гийом и тоже поднялся. – Пожалуйста, не уходите, хотя бы пока не закончится ужин. Наши кушанья, правда, превращаются в какой-то фарс, я согласен, но…

– Отнюдь нет, – возразил любезно фон Райнгард, пожалуй, даже, слишком любезно, но глаза его оставались очень холодными, и суровыми. – Не хочу навязывать себя и доставлять неудобство молодой даме. Как я уже говорил, саботажники начинают создавать для нас неудобства. Постараюсь, чтобы ничего подобного не случилось в моем округе. Желаю вам всем доброй ночи. – Его глаза слегка сощурились. – Искренне надеюсь, что мадам Кэтрин вскоре почувствует себя лучше.

Гийом проводил его до дверей.

– Очень сожалею… надеюсь, мы вскоре опять увидим вас…

– Я тоже надеюсь.

Когда большая черная штабная машина отъехала, Гийом возвратился в столовую. Его глаза сверкали несвойственным ему гневом.

– Селестина, о чем ты думала, позволь тебя спросить? Ты же знаешь, что не подобает так разговаривать с немецким офицером. Как ты вообще добралась сюда? Сейчас же комендантский час.

– Меня подвез станционный смотритель. Очень добрый человек, – ответила Селестина, удобнее устраиваясь на стуле. – Что же касается моего тона, то да, я не должна поступать так, знаю; но мне надоело пресмыкаться перед бошами. Париж запружен ими – это ужасно. И меня потрясло, что здесь, в своем доме, я увидела одного из них. Как мог он оказаться за нашим обеденным столом?