Возвращение во Флоренцию

Затем, через полгода после их переезда в Саутгемптон, Барни, который всегда любил выпить, напился до поросячьего визга и сообщил Льюису, что журнал не приносит ни пенни, а только тянет деньги, и что работы для него больше нет. Мужчины пожали друг другу руки и распрощались. Через две недели Льюис получил должность в страховой компании. Платили там в два раза меньше, чем у Барни; когда по выходным они ездили к морю, Фредди приходилось выслушивать страдальческие исповеди Льюиса, бродя по пляжу и оскальзываясь на гальке. Он говорил, что чувствует себя будто в ловушке. Ему никогда не привыкнуть целый день сидеть за столом. Работа ужасно скучная и однообразная, не требует ни внимания, ни физических сил, у него в голове постоянно крутятся разные мысли. «И не самые приятные, Фредди». — «Так брось ее, — сказала она, взяв его лицо в ладони и глядя мужу в глаза. — Займись чем-нибудь другим».

Однажды в газете им попалась статья: там говорилось, что многие военные, уволившиеся со службы, занялись преподаванием. Льюис не мог понять, почему эта мысль с самого начала не пришла ему в голову. Подготовительной школе в Лестершире требовался учитель математики и физики, Льюис откликнулся на объявление и получил назначение.

За последние годы, пока они колесили по стране в поисках лучшей доли, им приходилось жить в холодных неуютных пансионах, в меблированных комнатах с лимитом на электричество и темных сырых коттеджах, где электричества не было вовсе. Лестерская школа вместе с должностью предоставляла жилье. Пакуя вещи, Фредди ощущала прилив оптимизма. Возможно, судьба повернулась к ним лицом. Она представляла себе уютный маленький домик в зеленом пригороде. Льюису понравится преподавать, а энтузиазм, с которым он брался за любое дело, которое считал хотя бы немного стоящим, наверняка передастся его ученикам. Возможно, и для нее найдется какая-нибудь работа, на пару часов в день — помогать бухгалтеру или заведующей хозяйством. Потому что ей тоже оказалось сложно приспособиться к новой жизни: она с трудом сносила скуку и одиночество, пытаясь заполнять свои дни хлопотами по дому, от которых отвыкла за годы работы в конторах и на заводах, как отвыкла и от того, чтобы подолгу быть одной. Правда, любая ее попытка завести разговор о работе заканчивалась ссорой — Льюис был против, и холодный гнев мужа пугал ее, потому что — как в глубине души признавалась себе Фредди — показывал его с другой, незнакомой ей стороны. В те дни любые их разногласия быстро переходили в ссору. «Ты не будешь скучать, — убеждал он ее, — если родишь ребенка». Она отвечала, что еще не готова. «Когда?» — спрашивал он. «Скоро», — отвечала она. Не то чтобы Фредди не хотела ребенка, просто, памятуя о Тессе и Анджело, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ребенку нужно — для начала — постоянное место жительства, в то время как они с Льюисом только и делали, что переезжали.

И вот они прибыли в школу. Она находилась в нескольких милях от Маркет-Харборо, группки ничем не примечательных построек, сгрудившихся в туманной долине. Вместо уютного домика, о котором так мечтала Фредди, им выделили холодную неприглядную квартирку на чердаке одного из корпусов. По прибытии Льюис узнал о том, что помимо математики и физики ему придется заниматься с учениками регби и вести физкультуру. Да, и заодно основы религии.

Он продержался два полугодия. Атмосферу в школе как будто что-то отравляло — что-то не поддающееся определению, неуловимое, словно туман над полями. Директор и его заместитель, оба ветераны Первой мировой, терпеть не могли мальчишек, своих учеников. Учитель французского, напротив, чрезмерно им благоволил: любимчиков он приглашал выпить чаю у себя в кабинете, не упуская при этом случая запустить пальцы в их светлые волосы или прижаться ногой к бедру. Остальные учителя были циниками, пьяницами или людьми, безразличными ко всему. Школа продолжала существовать только потому, что плата за обучение была небольшой, а отцы мальчиков, военные или коммерсанты, работавшие за границей, тоже когда-то учились в подобных заведениях. Фредди казалось, что они должны думать что-то вроде «Раз я терпел, ты тоже потерпишь».

Льюис оказался среди них белой вороной, потому что он старался. Он устроил турнир по регби, а по вечерам даже читал Библию — чтобы подготовиться к занятиям по основам религии. Однако уныние и обреченность, царившие в школе, постепенно стали сказываться и на нем. Он начал больше пить, хуже спать по ночам. Они никогда не говорили по душам: если Фредди пыталась завести откровенный разговор, он сердито обрывал ее. Хотя он не ударялся в слезы, как бедолага Барни, она не могла не видеть, что обстановка в школе разрушительно действует на его личность.