Возвращение во Флоренцию

Миссис Фейнлайт скончалась через три недели после окончания войны. В последний год ее жизни Ребекка и Мюриель ухаживали за матерью дома; ночью у ее постели дежурила сиделка. Теперь им предстояло безрадостное занятие — разбор содержимого Хэзердина. Ни у одной из сестер в их жилищах не было места для громоздкой, тяжеловесной мебели, приобретенной родителями за годы брака. В конце концов Мюриель взяла себе чайный сервиз, несколько картин и кресло с гобеленовой обивкой, которую мать вышила собственными руками. Ребекка прошлась по дому, решая, что хотела бы сохранить. Говоря по правде — ничего. Вещи, находившиеся в доме, пробуждали воспоминания, которые ей не хотелось оживлять: о всепоглощающей скуке, подавленных желаниях, отсутствии всякой радости и веселья. Наконец она решила забрать садовые инструменты и подборку классической литературы, которую любила читать девочкой. Инструменты были хорошими; они с матерью вместе ухаживали за садом в последние годы жизни миссис Фейнлайт. Мебель отдали Женскому институту. Дом был продан.

После смерти матери и конца войны Ребекка долго не находила себе места. Она решила не возвращаться в Мейфилд; то была временная остановка — хотя она и продлилась несколько лет, — и теперь настала пора двигаться дальше. Она начала подыскивать собственное жилье, однако из-за недостатка недвижимости, возникшего после войны, поиски заняли больше года.

Осенью 1946 агент предложил ей осмотреть коттедж, расположенный между Андовером и Хангерфордом. Получив ключи, Ребекка на машине отправилась на северо-запад по узким, извилистым дорогам Гемпшира. Вокруг расстилались живописные пейзажи с лесами и меловыми скалами.

Коттедж, к сожалению, оказался довольно неприглядным. Он был маленький, квадратный, приземистый, выстроенный из красного кирпича в начале 1920-х, совсем лишенный очарования — к ее вящему огорчению. Однако там имелась мастерская: именно из-за нее Ребекка согласилась посмотреть дом. Она была из того же кирпича, крытая гофрированным железом; в войну там находилась кузница.

Стоило Ребекке отпереть дверь, как оттуда выпорхнул дрозд. Внутри мастерская была темная, загроможденная всяким мусором; Ребекка пожалела, что не захватила с собой фонарик. Постепенно ее глаза привыкли к полумраку, и она смогла разглядеть оцинкованную бадью, ржавые инструменты и борону, в потемках напоминающую скелет доисторического зверя. Серое пятно золы на каменном полу указывало место, где стояла наковальня. Повсюду в беспорядке громоздились кипы отсыревших газет и гниющей соломы; сквозь дыры в крыше пробивался дневной свет. Рукой в перчатке Ребекка очистила от паутины крошечное окошко и стерла пыльный налет со стекла. В помещение ворвались солнечные лучи. Она подумала, что из мастерской получится идеальная студия для работы со стеклом. Дальнюю стену она превратит в одно большое окно. На каменном полу построит печь для обжига, а вдоль боковой стены поставит свой верстак.

Во время войны коттедж был реквизирован для нужд военно-воздушных сил и до сих пор хранил приметы присутствия военных: с крючка свешивался противогаз, а рядом с ним — бинокль в кожаном футляре. Там была кухня, гостиная, столовая и две спальни. Слава богу, внутри имелась уборная, правда, не было ванной. За домом находился заброшенный сад площадью около акра — преимущественно газон, заросший полевыми цветами, ежевикой и крапивой. За садом начинался буковый лес; Ребекке понравилось, что один незаметно переходил в другой.

Коттедж стоил пятьсот двадцать фунтов. Доля Ребекки от продажи материнского дома составила триста пятьдесят фунтов. В банке у нее оставалась значительная сумма, доставшаяся ей после продажи Милл-Хауса — в годы жизни на ферме она тратила совсем немного, а стол и кров получала бесплатно, — так что Ребекка спокойно могла приобрести коттедж. В следующие выходные сделка состоялась. После получения необходимых документов она забрала со склада вещи, отправленные туда из Милл-Хауса, и переехала в коттедж. Расставляя по комнатам кресла, столы и диваны, которые видела в последний раз, когда была еще замужем за Майло, Ребекка думала, что ей, похоже, никогда не освободиться от своего прошлого. Невозможно полностью избавиться от того, что ты пережил. Тем не менее, она обрадовалась своей качественной кухонной утвари и посуде, хорошим кастрюлям, фарфору и бокалам; еще один плюс: больше не надо было платить за хранение.