Читаем Возвращение в небо полностью

Трижды водили на допрос и меня и трижды задавали одни и те же вопросы, трижды я повторял одни и те же ответы. Но пока не били. Только однажды, когда меня спросили о здоровье нашего командующего генерала Хрюкина и я ответил: "Слава богу, у нас такой командующий, что всех вас переживет и дойдет до Берлина", гестаповец в бешенстве сорвал со стены плетку и полоснул меня вдоль спины. Рубец от этого удара держался очень долго...

И вот наступил решающий день. Сегодня, если не случится ничего непредвиденного, мы совершим побег. С раннего утра, наверное уже в сотый раз, уточняем малейшие детали, мысленно прорабатываем свои действия. Скоро, скоро пробьет желанный час...

И вдруг... В камеру входят два гитлеровца, приказывают мне одеваться. Зачем? Куда? Бессмысленно задавать эти вопросы фашистам. По их погонам определяю: эти двое не из лагерной охраны. Значит, снова нас куда-то повезут. Взглядом прощаюсь с товарищами. Меня выводят во двор. Там уже стоит грузовик, возле него - одетый Карюкин. Нам приказывают залезть в кузов.

Когда мы тронулись, я увидел в окне Палькова. Навсегда запомнил его прощальный, полный тоски и горечи взгляд. Помахал ему и другим, стоявшим у окна. Мысленно пожелал им удачного побега...

Спустя много лет после войны я случайно встретил Палькова.

Произошло это при таких обстоятельствах. Я ехал к новому месту службы. В Харькове вышел прогуляться на перрон, и тут навстречу мне бросился человек в штатском.

- Володя! Здравствуй! Узнаешь Палькова?

Конечно, я сразу его узнал - такой же плотный крепыш, только в белокурых волосах прибавилось серебра. Мы обнялись, расцеловались.

- А все-таки тогда мы осуществили свой план, - волнуясь, произнес Пальков и подробно рассказал о побеге...

Нас привезли на аэродром прямо к самолету Ю-52, экипаж которого готовился к вылету. Стоял густой туман. Лейтенант поручил пленных охранникам, а сам куда-то ушел. Вскоре, однако, он вернулся с несколькими вооруженными солдатами, экипированными для дальней дороги. К великому удивлению, нас снова посадили в машину и через весь город на большой скорости перевезли на железнодорожный вокзал Днепродзержинска.

- К чему бы это? Что будет дальше? - ломали мы головы. Но найти ответа не могли.

На вокзале лейтенант выбрался из кабины и подошел к дежурному.

"Нах Берлин", - расслышали мы.

Выслушав ответ дежурного, лейтенант скрылся в помещении вокзала.

Мы с Виктором переглянулись: значит, в Берлин? Грустно и тяжко стало на душе.

Нас высадили из машины, подвели к скамейке на перроне. Охранники, разговаривая, прохаживались рядом. Виктор прижался ко мне, я почувствовал, что он дрожит.

- Замерз?

Он посмотрел глазами, полными боли.

- Рана беспокоит...

Я крепче прижал его к себе.

- Ты прыгал когда-нибудь с поезда?

- Когда-то раз пришлось.

- При малейшей возможности будем прыгать.

Мимо проходили люди, спеша на работу. Увидев двух офицеров Красной Армии, они замедляли шаг.

Охранники отгоняли людей, не давали переброситься словом.

Ждать пришлось недолго. Наш сопровождающий прибежал, запыхавшись, с билетами в руках. С ним было несколько гитлеровцев. Они притащили туго набитые большие мешки и тут же навьючили их на нас. Подошел поезд, нам приказали подниматься в вагон.

Вагоны были странные, не похожие на наши: общая длинная подножка, вход в каждое купе отдельно. Мы втащили тяжелые мешки в указанное купе, уложили багаж на верхние полки.

В купе ехали четверо унтер-офицеров. Увидев нас с Карюкиным, они сразу смекнули, что к чему, и потеснились. Охранники пристроились у двери, рядом с нами. Лейтенант быстро переговорил с нашими попутчиками и ушел.

Поезд тронулся. За стеклами замелькали дома, деревья. Унтер-офицеры попытались завязать разговор. Мы дали понять, что не знаем немецкого. Тогда они обратились к охранникам. Те что-то им объяснили, причем один из конвоиров выразительно показал на меня.

В разговоре наших случайных попутчиков то и дело упоминался Берлин. Судя по этому, да еще по нескольким словам, смысл которых был мне знаком, я понял, что нас с Виктором торопятся доставить в Берлин.

Я поглядел на Виктора. Он тоже понял, куда нас везут. Мы еще несколько раз взглянули друг другу в глаза. Как много можно сказать одним только взглядом! Мы с товарищем по несчастью как бы мысленно обменялись мнениями. Да, до Берлина еще далеко, до государственной границы тоже. Значит, есть время что-либо предпринять. Что конкретно? Побег. Но к нему нужно подготовиться. Что значит подготовиться? Хорошенько разобраться в ситуации, войти в доверие к пассажирам, как-то притупить настороженность охранников, если удастся, осмотреть вагон. Я видел, что Виктор понимает мои мысли, а в его глазах читал одобрительные ответы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии