Возвращение в небо

Я очутился в тесной, совсем пустой комнате. На цементном полу бугрился черный матрац. Окно с решеткой до половины входило в землю. Стены и даже низкий потолок были в странных царапинах. Это оказались надписи. Приглядевшись, разобрал нацарапанные слова. Те, кто сидел здесь до меня, сообщали свои имена, клялись в верности Родине, просили передать детям, женам, отцу с матерью, что гибнут от пыток фашистов. За некоторыми надписями нетрудно было представить тех, кто их сделал. Мне вдруг показалось, что те, кто прошел через эту камеру, присутствуют здесь, чего-то ждут от меня.

Через маленькое отверстие в прочных дверях выглянул в коридор. Там была еще одна дверь. Наверно, за ней и происходили допросы, пытки, а сюда выносили замученных... Не иначе как я попал в руки эсэсовцев.

Наступила ночь. Затихло гудение самолетов. Слышны были лишь шелест листьев да шаги часового. Занятый невеселыми мыслями, я не сразу услышал, как загремел наружный засов. Послышались голоса. Дверь отворилась. Камеру ощупал луч карманного фонарика. В потемках я видел только руки вошедшего. В одной он держал фонарь, в другой солдатский котелок. Мне передали хлеб, ложку, котелок.

Передо мной стоял человек, которого я как будто видел днем. На лице его улыбка. За ним маячит солдат. Но вот солдат вышел, прикрыв за собой дверь. Человек произнес:

- Я - Австрия. Понимаешь? Австрия.

- Понимаю.

- Ты - летчик, я - летчик. Курить? Вот сигареты. Он указывает на дверь в коридоре, с трудом подбирает слова, чтоб выразить свою мысль.

- Там - бить, бить. Теперь нет, эсэсовцы удираль. Фронт!

Я похлебал суп, а хлеб приберег. Летчик пытался о чем-то расспрашивать, в его речи мелькали знакомые слова, но я не вслушивался в них. Зачем он здесь? Можно ли ему верить?

Вскоре посетитель забрал котелок, ложку и ушел.

Утром в коридоре началась уборка. Я заглянул в окошко. Уборкой занималась русская женщина. Я сразу определил это. Она заметила меня, и мы долго молча смотрели друг на друга.

Потом я ушел в свой угол, уселся на матрац. Заговорить с уборщицей? Но чем она мне поможет? Опять мысли, мысли... И вдруг на пол посыпались яблоки. Я не успел заметить, кто бросил их через окошко. Наверное, она, женщина, моя соотечественница...

К моей темнице подъехал грузовик. Меня вывели, посадили в кузов, по сторонам примостились два солдата, и машина покатила к аэродрому. Потом меня оставили с охранником у какого-то штаба. Я присел на ящик. Часовой, не сводя с меня глаз, прохаживался рядом.

Мне хорошо были видны самолеты, поле, старт. Там оглушительно ревели моторы. Все напоминало утро на нашем аэродроме.

Первыми начали подруливать к старту бомбардировщики. Почти с ходу, не задерживаясь, они переходили на разбег и взлетали. Я насчитал 27 "хейнкелей". Представил их в небе, над нашими войсками. И сразу вспомнил, как бомбили этот аэродром "петляковы", которых мы сопровождали. Именно в тот злополучный день не возвратились с задания Дранищев и Костырко...

Неожиданно вспыхнула стрельба. Над краем летного поля появились клубы пыли и дыма: в небо палили зенитки. В просветах между разрывами снарядов я увидел два самолета. Это были наши, советские истребители. Я без труда узнал остроносых "яков". Разведчики!

Несмотря на зенитный огонь, они прошли строго по оси аэродрома. Пилотам надо было сфотографировать стоянки. Я хорошо понимал, чего стоили ребятам эти минуты, когда они находились между жизнью и смертью...

Выполнив задание, "яки" стали удаляться. В этот миг на аэродроме взревели моторы и пара "мессершмиттов" быстро порулила к старту. Я посмотрел вслед истребителям - это их собирались преследовать "мессеры". "Яки", к моему удивлению, начали разворачиваться.

Неведомая сила подняла меня на ноги. Часовой не отрываясь следил за развитием событий. Если бы я имел возможность сказать нашим хоть одно слово, я бы крикнул им: "Уходите!" Наши смельчаки и так много сделали: побывали над вражеским аэродромом, сфотографировали его, и теперь главное для них возвратиться домой.

Только позже я понял, что недооценил поведение наших отважных ребят.

Развернувшись на высоте, "яки" пошли в пике на аэродром, точнее - на ту пару "мессершмиттов", которые готовились к взлету. Меткая пулеметная очередь ведущего "яка" настигла одного фашистского истребителя еще у земли, он вспыхнул и рухнул на краю поля. Его ведомый суетливо отрулил в сторону и избежал такой участи.

Видимо, я не сдержал своего восторга, когда взорвался немецкий истребитель, и чем-то выдал себя. Удар прикладом в спину свалил меня на землю и вернул к печальной действительности. Я с трудом поднялся на ноги. А на аэродроме поднялась настоящая паника: в небо стреляли зенитки, по земле мчали машины, метались люди.

Молодцы наши "яки"! Если удастся возвратиться домой, расскажу о них обязательно, чтобы все знали!{5}

В полдень совсем новые сопровождающие и охранники посадили меня в машину. Офицер с фотоаппаратом на длинном ремешке о чем-то расспрашивал охрану, делал записи в блокноте. А потом тоже залез в машину.