Он так и не проснулся, когда мы затопили печку, мы хотели хоть немного согреть комнату, ведь скоро сюда должны были доставить больного. Мы уселись на трехногие табуретки и в полудреме стали ждать остальных. Наконец подошли и мальчики с отцом Дагни, тут спавший мужчина проснулся, с изумлением посмотрел своими пронзительно-голубыми глазами, над которыми нависли растрепанные рыжие волосы, и произнес по-шведски, глядя на носилки с парализованным: «Черт побери, неужели началась война?» Он думал, что внесли убитого.
Мы объяснили ему положение вещей, и тогда этот мужчина натянул носки и брюки, согрел кофейник и достал сумку с едой. Он раздал нам всю свою еду, а у него был хлеб с маслом, колбаса, сыр, а также кофе и молоко. Нас везде принимали очень гостеприимно, но такой сияющей, искрящейся сердечности мы не встречали нигде. Этот дорожный рабочий, этот швед, стал для нас буквально воплощением человеческой солидарности и доброжелательности. Нам выпало счастье после четырнадцати часов чрезвычайного напряжения оказаться в атмосфере его заразительной доброты. Этого человека, которого звали Юн Андерсон, а также его товарища Юнаса, который появился во второй половине дня, я буду с благодарностью вспоминать до конца своих дней.
Те мальчики — норвежцы, сыновья хозяина домика в горах, где мы нашли вчера приют, так и не смогли в тот день вернуться обратно. И вот мы устроились здесь спать все вместе. Какое счастье было иметь наконец возможность улечься на деревянной, похожей на ящик, старинной кровати. Последнее, что мне запомнилось, перед тем как я погрузилась в сон, это то, как Юн Андерсон бегает с красным одеялом, не зная, кому его отдать. В конце концов было единодушно решено закутать в это одеяло нашего товарища, измученного ревматизмом и ишиасом. После чего все мы мгновенно заснули.
Швеция, лето 1940
НА СЛЕДУЮЩИЙ день вся наша компания беглецов из Норвегии перешла через шведскую границу в сопровождении нескольких солдат, которые сообщили нам, что военные довезут нас на машине до Стримасунда, где находятся таможня и туристические домики.
Вот она, Шведская Лапландия: маленькие, неказистые крестьянские хозяйства расположены здесь далеко друг от друга. На этой земле по-прежнему живет много саамов, которые все лето пасут в горах своих оленей. Повсюду разбросаны белые холмики их чумов, обложенные молодыми березками.
Весна была здесь именно такой, какой она знакома и любима везде всеми скандинавами. Еще повсюду лежит снег, но кое-где он уже тает и в течение всего долгого весеннего дня наполняет воздух запахом влаги, а к вечеру пробуждаются запахи мокрого камня и набухших березовых почек. Один молодой здешний рабочий, который намеревался ехать с нами на машине, все ходил и радостно показывал всем нечто удивительное: в огромной ладони он бережно держал букетик крохотных бледно-розовых цветочков. Он нашел их на солнечном склоне холма, они называются здесь камнеломкой, это самые первые весенние цветы. Он собирался взять их с собой и подарить «своей супруге», как он с гордостью говорил всем. Но по своей доброте он разрешил каждому из нас, по очереди, подержать этот букетик в руках и вволю полюбоваться ими.
Приехал грузовик, в кузове которого плотно сидели солдаты, но все же нам каким-то образом удалось втиснуться среди них. И вот я снова испытала, что это значит — «держаться вместе» — в буквальном смысле этого слова. Мы сидели бок о бок рядом, вплотную друг к другу, и нас всех вместе подбрасывало на дорожных ухабах: дорога здесь, в Швеции, была такой же ужасной, как и с норвежской стороны.
И повсюду были солдаты. В Швеции проводилась всеобщая мобилизация. Мы видели множество ополченцев, они были одеты в серо-голубые шинели с синими обшлагами и треугольные шляпы. Эта военная форма немного напоминала ту, что носили солдаты эпохи Карла XII, и выглядела на шведах, по крайней мере, не так нелепо, как та, в которую вырядили горстку финнов, выступавших в финской войне на стороне русских, чей отряд был сформирован в Терийоки: на тех были подлинные костюмы эпохи Карла XII, которые по такому случаю были изъяты из музейных фондов Ленинграда.[27] Вероятно, русские не видели различия между этими историческими костюмами и тем обмундированием, что до последнего времени выдавалось шведским артиллеристам. Возможно, теперь ополченцы просто донашивали старую форму, тогда как вся шведская армия уже перешла на обычную серо-зеленую европейского образца.
Шведские солдаты начали осторожно расспрашивать нас о военных действиях в Норвегии. И то один, то другой высказывали сожаление о том, что им не дают возможности оказать норвежцам военную помощь. Кое-кто пытался обрывать подобные сетования, в основном это были пожилые люди из ополчения, отцы семейств, которые были рады, что им пока еще не пришлось участвовать в военных действиях. Что касается молодых солдат, то почти все, кого я встречала здесь, были возмущены бездействием Швеции и рвались в бой.