Мы плыли ночами, а днем прятались в бухтах между маленькими островками. Все дни море было спокойным, почти зеркальным. Каждую ночь мы видели на его поверхности красноватые отблески заката, который незаметно переходил в рассвет. Мне казалось, что каждый час, каждую минуту, каждое мгновение, которые мы не спали, мы все думали об одном: вот она, наша страна, Норвегия, такая прекрасная, что даже невозможно поверить в реальность этой красоты. Дикая, суровая, с ее горными грядами, поднимающимися прямо из морских глубин, с горными пиками, устремленными в небо; страна, почти сплошь покрытая снегом, лишь с небольшими, кое-где встречающимися полосками земли у подножья горных склонов, где места хватает лишь для одной, ну может быть, для двух-трех, крестьянских усадеб. Кроме нас, никто не боролся за обустройство этой страны, и все здесь является нашим, только нашим.
Один из солдат, очень славный парень, предложил мне свой спальный мешок и потом каждый вечер приносил его мне, даже помогал забраться в него, буквально запихивая туда меня. Конечно, мне было жестко, но в то же время удивительно спать на палубе на свежем воздухе. Утром я выползала из мешка, и тогда этот солдат брал его себе, влезал в него и спал в течение нескольких часов. Для разбитого ревматизмом журналиста тоже устроили ложе на палубе, ему, конечно, было тяжелее, нежели другим. Но он не позволял себе жаловаться, и его неизменно блистательный юмор помогал сохранять хорошее настроение всем нам, находящимся на борту шхуны.
Немецкие самолеты часто пролетали над нами на всем нашем пути на север. К счастью, они не замечали нас, они летели в сторону Нарвика и Будё.[22] Но в тот момент, когда мы уже входили в устье Тронхейм-фиорда, зрелище происходящего захватило нас. Мы слышали о том, что немцам удалось захватить несколько рыболовецких шхун и они уже патрулируют здешний фарватер. Так что мы долгое время держались подальше от него, и только ранним утром зашли в самую отдаленную гавань рядом с маяком.
И тут мы заметили черную шхуну, которая была во много раз больше, чем обе наши вместе взятые, она пересекала водное пространство по направлению к нашей гавани. Потом она исчезла, а через час появилась вновь и продолжила движение в нашу сторону. Она бросила якорь рядом с нами. На ее палубе было много молодых мужчин, которые молча, с недоумением, смотрели на нас. Это были норвежцы, но они могли оказаться коллаборационистами. В конце концов, оказалось, что это солдаты — в основном матросы, которые направлялись на север, чтобы там продолжать борьбу; как потом выяснилось, они так же опасались нас, как и мы их.
Таким образом, все три шхуны, друг за другом, поплыли в одну сторону — к белеющим горным грядам Нурланна и островам, имеющим причудливые очертания, напоминающие целые скульптурные барельефы. Острова Лекамоя (Девушка из Леки), Хестманнен (Всадник) напоминают всадника в развевающемся плаще, а остров Рёдоис (Красный остров) похож на внушительную фигуру льва.
Через четыре часа после начала нашего плавания мы получили сообщение из Будё о том, что там не разрешают представителям гражданского населения сходить на берег, для того, чтобы плыть дальше, в Тромсё, нам придется обогнуть самые дальние — Лофотенские острова, так как Вест-фиорд полностью заминирован. Если мы пожелаем, то можем возвратиться на другой шхуне в Му-и-Рана.[23] Оттуда у нас будет возможность отправиться дальше, в Швецию.
Мне совсем не хотелось возвращаться назад, кроме того, я полагала, что в Будё я скорее всего смогу что-то узнать о судьбе подвергшегося бомбардировке вблизи Олесунна[24] нашего плавучего госпиталя «Бранд IV». На этом судне под началом офицера — главного врача, получившего там ранение, находился мой сын Ханс. А ведь в сообщениях говорилось, что среди погибших был и «молодой доброволец военно-медицинских войск». Тем не менее мои друзья пытались убедить меня в том, что если бы погибший был моим сыном, то его имя было бы упомянуто в газетах. Впоследствии мне стало известно, что Ханс покинул эту санитарную часть, пробыв в ней всего неделю, и поступил в распоряжение сухопутных войск; он был назначен вестовым между армейским подразделением в Отте и теми нашими войсками, которые все еще оставались в тылу немецких войск, ведь он хороший лыжник и знает горную местность в районе Отты и Лиллехаммера как свои пять пальцев. У профессора Поше и у меня были деньги, чтобы добраться до Швеции, и мы не хотели злоупотреблять бесконечным гостеприимством наших соотечественников в тяжелых условиях войны.
Солдаты продолжили свой путь. Беженцы из Германии боялись возвращаться назад, и поэтому им было разрешено ехать далее на север. Одному богу известно, что сталось с ними потом.
VII
САМЫМ трудным для нас оказался последний этап нашего бегства из Норвегии: от Му и через шведскую границу.