Возвращение странницы

Подразумевалось, что у Эдит есть и муж, но о нем миссис Мергатройд не упоминала. Единственной темой ее разговоров была Эдит — ее цвет лица, ее черты, таланты, дела, ее чудесный малыш, его черты, таланты и дела, что сказал сэр Понсонби Кэннинг про Эдит на ее первом балу, что сказал капитан Уилмот, когда сделал предложение Эдит через полчаса после знакомства, что сказал Эмори, когда ему заказали портрет Эдит. И так далее, и тому подобное — это был бесконечный поток слов, а от слушателя требовались только восхищенные взгляды и возгласы: «Что вы говорите!» Линдолл давно научилась выслушивать подобные излияния. С тех пор как она познакомилась с супругами Мергатройд, миссис Мергатройд говорила только об Эдит. Содержание разговоров оставалось неизменным, разве что супруги год от года становились толще даже в военное время. А Эдит не утратила ни толики совершенства.

Линдолл сидела; внимательно глядя на круглое бледное лицо миссис Мергатройд, напоминавшее сдобную булку.

Миссис Мергатройд считала ее прекрасной слушательницей, покровительствовала ей и добродушно похлопывала по руке. Линдолл спас Пелем Трент, пригласивший ее на «Эпоху танца».

Глава 18

Супруги Джоселин сняли меблированную квартиру и обосновались в ней так же легко и быстро, как в собственном доме, в который вернулись после непродолжительного отсутствия. Глубоко несчастный, старающийся думать только о новой, увлекательной работе Филип не мог не заметить, что за три с половиной года пребывания во французской деревушке у Энн обнаружился талант организатора, которого ей прежде недоставало. Девушка, которая бросала шляпку, пальто и шарф там, где было уместно снять их, превратилась в женщину, умеющую обходиться без прислуги, но поддерживать в доме идеальный порядок. Девушка, способная разве что вскипятить чайник и сварить яйцо, научилась готовить изысканные блюда из немногочисленных ингредиентов, доступных в военное время. О том, чтобы привезти в город миссис Рамидж, Энн и слышать не хотела: «Здесь она затоскует. И потом, в этом нет необходимости — я умею готовить».

— С каких это пор? — удивился Филип и наткнулся на пристальный взгляд ясных серых глаз.

— С тех пор, как я пожила во Франции, дорогой. Самое подходящее место, чтобы научиться стряпать, не правда ли?

Этот краткий эпизод оставил необычный привкус — из тех, которые долго ощущаются во рту. В остальном жизнь наладилась проще, чем в Джоселинс-Холте. Супругам не приходилось делать вид, что они рады «уединению вдвоем». В доме почти всегда была работа. Филип приводил к себе знакомых, Энн встречалась с подругами. Она то и дело звонила по телефону, приглашая кого-то на ленч, кого-то на чай, связывая нити отношений, разорванные почти четыре года назад. Эта бурная деятельность вызывала у Филипа чувство облегчения. Чем насыщеннее жизнь Энн, тем меньше у нее времени для супружеских взаимоотношений. Меньше всего Филип хотел, чтобы все помыслы Энн сосредоточились на нем или его работе. Последняя требовала абсолютной конфиденциальности и не предполагала обсуждений, но в любом случае он предпочел бы держать язык за зубами.

К сожалению, Энн этого не понимала. Очевидно, с детства ей вдолбили в голову аксиому: «Не забывай обсуждать с мужчинами их работу — им это нравится». Насколько Филип знал мать Энн, такие высказывания были в ее стиле. Наконец ему пришлось почти грубо заявить:

— Я не имею права распространяться о своей работе. К тому же это смертельно скучно.

Энн с мягким упреком отозвалась:

— Отчего же? Но что ты имеешь в виду? У тебя секретная работа?

Он нахмурился и сдержанно объяснил:

— Почти вся работа такого рода требует секретности. И потом, мне приходится заниматься ею целыми днями. Я не желаю обсуждать ее, словно прогулку в Гайд-парке.

— А я думала, мужчинам нравится говорить о своей работе.

Разворачивая «Тайме», он уклонился от ответа.

Так прошел первый вечер в новой квартире. В этот же вечер Нелли Коллинз не вернулась домой.

Утром миссис Смитерс позвонила в полицию.

— Хозяйка дома, где я живу, мисс Коллинз, не вернулась домой. Не знаю, что и думать.

Обремененный семьей, солидный сержант Браун попытался успокоить ее:

— И давно она покинула дом?

— Вчера днем! — сердито выпалила миссис Смитерс. — С ее стороны просто непорядочно оставлять меня совсем одну в доме! Ее лавка закрыта, хотя, конечно, какое мне до нее дело! Мне пришлось рассчитываться с молочницей, хотя это тоже не мое дело. Но не могла же я позволить молоку пропасть в военное время!

— Конечно, — согласился сержант Браун и спросил: — Когда, вы говорите, миссис Коллинз ушла из дома?

— Вчера днем. Надела свой лучший костюм и сказала, что встречается с подругой. И ни слова о том, что она не вернется или задержится в городе — ни единого! И вот уже десять часов, а от нее ни слуху ни духу, и не известно, где она и когда вернется! По-моему, это непорядочно по отношению ко мне!

Миссис Смитерс была так раздражена, что у сержанта Брауна невольно вырвались слова «несчастный случай».

— Возможно, произошел несчастный случай.