А вот и Орталис. Он выглядел недовольным — впрочем, обычно таким и был. Он возражал против работы, но аббату Пипило было все равно, возражает он или нет. Он получил это в любом случае, и он был наказан, когда сделал это недостаточно хорошо, чтобы удовлетворить Пипило или кого-то еще, кто был поставлен над ним. Это никак не улучшило его характер.
Он коротко кивнул Грасу и продолжил идти. Захваченный врасплох, Грас кивнул в ответ. Он и его сын ссорились даже охотнее, чем они с Петросусом. Они были, во всяком случае, с тех пор, как краткое правление Орталиса рухнуло, и он оказался здесь вместе со своим отцом. Грас ожидал еще одной колкости от Орталиса. Он почесал в затылке, удивляясь, почему он его не получил.
После того, как несколько дней сохранялась тишина, Грас подошел к Пипило в его кабинете и спросил, имеет ли он к этому какое-либо отношение. Настоятель серьезно покачал головой. "Нет, брат Грас, не я. Я не сказал ни слова ни им, ни тебе, полагая, что все, что я скажу, не принесет пользы и может ухудшить ситуацию".
"От этого им не стало бы хуже со мной. Все, чего я хочу, - это мира и тишины", - сказал Грас.
Пипило тонко улыбнулся. "Представления одного человека о мире и тишине не всегда совпадают с представлениями другого". Он поднял руку, прежде чем Грас смог ответить. "Я не собираюсь никого оскорблять, говоря это".
"О, вы не оскорбляете меня, отец настоятель", - сказал Грас. "Я знаю, что это правда. Любой, кто имел какое-либо отношение к нескольким людям, поймет, что это правда".
Настоятель снова улыбнулся. "Да, у вас был бы подобный опыт до того, как вы, э-э, присоединились к нам, не так ли? Что ж, Брат, если ты возносил молитвы к богам о спокойствии, возможно, они были услышаны."
"Может быть, и так". Грас не мог представить, как еще он мог ответить Пипило, и он не мог представить, куда еще можно было бы пойти дальше. Поскольку он не мог, он поклонился и вышел из кабинета — что, без сомнения, было именно тем, чего от него хотел Пипило.
Несмотря на это, он боролся с небольшой проблемой — не то чтобы молчание Орталиса и Петросуса было проблемой, даже если причина их молчания была — так же упрямо, как он боролся с проблемами, которые король Дагиперт или черногорские пираты создавали для Аворниса. После того, как они в конечном итоге передали Скипетр Милосердия в его руки, он не видел, что боги на небесах очень часто прислушивались к молитвам, не говоря уже о том, чтобы отвечать на них.
Это заставило его одновременно качать головой и смеяться, что заставило его коллег-монахов посылать ему озадаченные, даже настороженные взгляды. Ему было все равно. Он задавался вопросом, имел ли когда-либо другой монах за долгую историю этого монастыря менее почтительное отношение к богам на небесах.
Но если Олор, Келеа и остальная часть небесного воинства не вдохновили его сына и тестя его сына оставить его в покое, то кто или что это сделало? Грас не мог поверить, что Орталис и Петросус внезапно самостоятельно решили отступить; это было не похоже ни на одного из них, не говоря уже о обоих одновременно.
Это была приятная головоломка. Он понял, что ему не хватало повода для размышлений с тех пор, как он попал сюда. Теперь он понял, и обнаружил, что ему нравится размышлять. Чем больше он делал, тем больше запутывался. Он не возражал против этого; по крайней мере, теперь ему было о чем задуматься.
Жизнь в монастыре продолжалась. Один из монахов умер — не старик с белой бородой, а человек, едва ли вдвое моложе Граса, - от приступа боли в животе, перешедшей в лихорадку. Оставшиеся в живых братья, Грас среди них, стояли вокруг его погребального костра и молились, чтобы его душа вознеслась на небеса вместе с дымом от его сожжения. Это будет и мой конец, подумал Грас. Эта идея беспокоила его меньше, чем он ожидал. Он уже прожил долгую жизнь. И, хотя мало кто, если вообще кто-либо за пределами монастыря, помнил бедного брата Мимуса, его собственное имя сохранится.
Хотя Орталис продолжал оставлять Граса в покое, он ввязался в драку с другим монахом. Он сломал ему костяшки пальцев, поставив мужчине синяк под глазом; другой мужчина сломал Орталису нос. Пипило посадил их обоих на хлеб и воду на неделю. Бесчестие было оценено примерно поровну с обеих сторон.
Пришли двое новых монахов. Один из них, тощий молодой человек с жиденькой бородкой, действительно хотел быть там. Он вырос недалеко отсюда и с детства хотел присоединиться к монастырю. Грасу стало интересно, понравится ли ему его желание теперь, когда оно у него есть. Другой был губернатором города, который думал, что жизнь вдали от города Аворнис позволит ему безнаказанно набивать поясную сумку. Грас был рад, что Ланиус доказал его неправоту, и воспринял это как хорошее предзнаменование для единоличного правления своего зятя.
Ланиус был умным парнем, в этом нет сомнений. Граса всегда интересовало, будет ли другой король достаточно силен, чтобы править самостоятельно. У него были свои сомнения на этот счет. Может быть, Ланиус все-таки докажет, что он ошибался.