Возвращение Короля

Волшебная история служит восстановлению изначальной целостности мира. В этом смысле величайшее христианское таинство – воскресение Христа – это «волшебная история», осуществленная Создателем в реальном мире и открывшая человечеству путь к спасению.

Создавая художественное произведение, автор выступает в роли Творца в мире художественного вымысла. Такой мир Толкин называет «Вторичным» (Secondary World), в отличие от реального «Первичного» мира (Primary World). Отсюда вытекают требования к «хорошей» волшебной истории: к чудесам Faёrie автор должен относиться всерьез, они должны стать органической частью создаваемого им волшебного мира, соответствовать его внутренним законам.

Во Вторичном мире существуют свои законы и своя логика, отличающиеся от наших, но внутри созданного автором мира они должны выполняться. Чем полнее и непротиворечивее Вторичный мир, тем сильнее наша вера автору и его произведению. «Нетрудно придумать зеленое солнце, – пишет Толкин, – трудно придумать мир, где оно было бы естественным и необходимым». «Придумать» целостный мир, сильно отличающийся от Первичного, наверное, действительно трудно, если не невозможно. Ситуация меняется, если автор обладает возможностью «видеть» панорамы иных слоев бытия, если ему самому приходилось бродить по тропам Волшебного края, как Кузнецу из Большого Вуттона – альтер-эго автора. «…Иногда он посещал Волшебную страну на несколько мгновений только для того, чтобы полюбоваться отдельным цветком или деревом, но вскоре он стал отваживаться на дальние пути, и на этих путях он увидел такое, что сердце его переполнилось восторгом и ужасом столь сильными, что он не знал, как поведать об этом своим друзьям или сохранить в памяти, хотя сердце его ничего не забывало. Но и в памяти кое-что оставалось из увиденных чудес и изведанных тайн…»

Отсюда понятен особый интерес Толкина ко всему, что связано с Волшебной страной и ее обитателями. Всякий, знакомый с преданиями Среднеземья, не задумываясь, назовет «хозяев Faёrie» – народ, занимавший Толкина сильнее всего и испытавший самые сильные изменения по сравнению с фольклорной и тем более литературной традицией. Речь, конечно, идет об эльфах.

В литературной традиции эльфы – потомки скандинавских альвов и ирландских сидов. Эльфы делятся на светлых, веселых и озорных и темных – суровых и даже жестоких. Ирландские эльфы – светлые, шотландские – темные, но дело здесь, возможно, не в характере этих существ, а в отношении к ним людей. У. Б. Йейтс, Нобелевский лауреат, пламенный патриот Ирландии и большой знаток ее фольклора, так объясняет разницу между ирландскими и шотландскими эльфами: «В Ирландии между людьми и духами существует что-то вроде застенчивой привязанности… ‹Шотландцы› объявили всех обитателей Волшебного мира языческим злом… В Ирландии многие мужи приходили к ним и помогали им в их битвах… Вы в Шотландии обличали их с кафедры. В Ирландии священники не отказывали им в совете и душеспасительных беседах… Вы разрушили изначально доброе расположение гоблинов и духов».

Эльфы обитают в полых холмах (в Шотландии, Ирландии) или в курганах воинов (Германия). Это «народ сумерек», некогда могущественный, способный наводить чары и умело отводящий глаза нежелательным свидетелям, а теперь «умалившийся» – и числом, и ростом. Магия эльфов связана с красотой, которая людям представляется «неземной», «нездешней», со словом (поэтому, кстати, их предпочитают называть иносказательно: «добрые соседушки», «дивный народ»). Они живут «в своей стране» с иным ходом времени (за семь дней, проведенных в ней, на земле проходит семь лет), попасть в которую можно через «пустые пространства» и, как правило, с проводником-эльфом. «Эльфийская страна» по этим описаниям весьма походит на «параллельный мир» или слой бытия, «полупроницаемый» для обеих сторон. Эльфийская еда запретна для людей, действия вызывают недоумение и воспринимаются как жестокие шутки. Эльфов обвиняют в подмене детей; золото, которым они расплачиваются с людьми, к утру оборачивается листьями или черепками; на полученной от эльфов скрипке нельзя перестать играть до тех пор, пока она не сломается.