— Первый круг Города в огне, повелитель! — сказали ему. — Каков будет ваш приказ? Ведь вы по-прежнему наместник и повелитель. Не все идут за Митрандиром. Люди бегут со стен, оставляя их без защиты.
— Почему? Почему эти глупцы бегут? — спросил Денетор. — Лучше сгореть раньше, чем позже, ведь сгореть все равно придется. Возвращайтесь к своим кострам! А я? Я отправлюсь на свой погребальный костер. На погребальный костер! У Денетора и Фарамира не будет гробницы. Не будет! Не будет долгого медленного сна набальзамированной смерти. Мы сгорим, как сгорали языческие короли еще прежде, чем сюда с запада приплыли корабли. Запад обречен. Ступайте, сгорите!
Вестники молча, не поклонившись, убежали.
Тогда Денетор встал и выпустил горячую руку Фарамира. — Он горит, уже горит, — печально молвил наместник. — Обитель его духа рушится. — И, подойдя к Пиппину, Денетор сверху вниз взглянул на него.
— Прощайте! — сказал он. — Прощайте, Перегрин, сын Паладина! Ваша недолгая служба подходит к концу. Я освобождаю вас от тех немногих обязанностей, что еще остались. Ступайте и умрите так, как вам больше по нраву. И с кем хотите, даже с тем вашим другом, чья глупость привела вас к смерти. Пошлите за моими слугами и идите! Прощайте!
— Я не стану прощаться, повелитель, — сказал Пиппин, опускаясь на одно колено. И вдруг вновь по-хоббичьи вскочил и посмотрел в глаза старику. — Я воспользуюсь вашим разрешением, сударь, — сказал он, — потому что очень хочу повидать Гэндальфа. Но он вовсе не глуп, и я не стану думать о смерти, покуда он не отчаялся жить. Однако я не хочу брать назад свое слово и освобождаться от службы, пока вы живы. И если враг все-таки придет в цитадель, я надеюсь быть здесь, с вами рядом, и, может быть, доказать, что вы недаром дали мне оружие.
— Поступайте, как вам угодно, мастер коротыш, — сказал Денетор, — но моя жизнь разбита. Пошлите за моими слугами! — И он вернулся к Фарамиру.
Пиппин вышел и позвал слуг, и те явились, шесть человек, сильных и красивых, но, узнав, что их зовет наместник, они затрепетали. Однако Денетор спокойным голосом приказал им потеплее укрыть Фарамира и вынести его постель. И сделали так, подняли кровать и вынесли ее из кабинета. Шли медленно, стараясь как можно меньше беспокоить раненого, а Денетор, опираясь на посох, брел следом. Шествие замыкал Пиппин.
Словно похоронная процессия, вышли они из Белой башни во тьму, где низко нависшие тучи озаряли тусклые красные вспышки, осторожно пересекли большой двор и по приказу Денетора задержались подле увядшего дерева.
Было тихо, лишь снизу, из города, долетал гул войны, и все услышали, как печально капает с мертвых ветвей вода в темный бассейн. Затем процессия прошла в ворота цитадели, где на нее с удивлением и отчаянием воззрился часовой. Повернув на запад, они подошли наконец к двери в тыльной стене шестого круга. Фен-Холлен звалась эта дверь, ибо отворялась лишь в дни похорон и лишь правителю города дозволялось ходить этим путем да еще тем, кто был отмечен особым знаком и ухаживал за пристанищем мертвых. За дверью извилистая дорога множеством петель спускалась к узкой площадке под сенью Миндоллуинской пропасти, к мавзолеям усопших королей и их наместников.
В маленьком домишке у дороги сидел привратник. Он вышел вперед, держа в руке лампу, и в глазах его светился страх. По приказу повелителя привратник отпер дверь, та бесшумно распахнулась, и, взяв у него лампу, они вошли. Внутри между древними стенами и многочисленными колоннами, которые вырывал из тьмы качающийся луч лампы, тянулся темный спуск. Эхо подхватывало звук медленных шагов процессии, спускавшейся вниз, вниз к Рат-Динен – Улице Безмолвия меж блеклых куполов, пустых залов и изображений давно умерших людей. Процессия вошла в Дом наместников. Ношу опустили.
Беспокойно озираясь, Пиппин увидел просторное сводчатое помещение, задрапированное огромными тенями, отброшенными маленькой лампой на тонущие во тьме стены. Смутно виднелись ряды высеченных из мрамора столов, и на каждом столе, головой на каменной подушке, лежало тело с аккуратно сложенными руками. Один из столов, самый ближний, широкий, пустовал. На него по знаку Денетора возложили Фарамира, а рядом с ним самого наместника. Укрыв отца и сына одним покровом, слуги стали понурив головы, точно скорбящие у смертного одра. Тогда Денетор тихим голосом заговорил:
— Мы подождем здесь. Но не присылайте бальзамировщиков. Принесите сухих дров, и уложите вокруг нас и под нами, и полейте маслом. И когда я прикажу, бросьте факел. Ни слова больше! Делайте как я велю. Прощайте!
— С вашего разрешения, повелитель! — едва вымолвил Пиппин и в ужасе бежал из этой обители смерти. «Бедный Фарамир! Я должен найти Гэндальфа, — думал он. — Бедный Фарамир! Он нуждается в лекарствах, а не в слезах. О, где же мне найти Гэндальфа? Должно быть, в самой гуще событий, так что у него может не оказаться времени для умирающего или безумца».