Все вернулись к костру и сели вокруг огня, хотя Кэрей потребовалось некоторое время, чтобы унять гнев и принять достойный вид. Доминик вызывал симпатию, у него были учтивые манеры, приятный голос и обаятельная улыбка. Нед сидел, положив голову на колени Доминика, и, подняв на него глаза, обменивался мыслями с Беном.
«Мне нравится Доминик, похоже, он хороший парень».
Но Кэрей все ещё мучили сомнения. Она прямо спросила:
— Как ты попал в этот лес? Откуда ты? Доминик показал на восток.
— Я иду на ярмарку в Верон. Если получится, немного заработаю.
— Я-то всегда могу раздобыть деньги на деревенских ярмарках, — похвасталась Кэрей.
В голосе Бена послышались строгие нотки:
— Надеюсь, не воровством. Загремишь в тюрьму, а из-за тебя и мы тоже.
Девушка снова надулась.
— Очень мне нужно воровать. Если ярмарка хорошая, люди сами платят, лишь бы меня послушать. Я очень даже неплохо пою, — похвасталась она и снова повернулась к Доминику: — А как ты зарабатываешь себе на жизнь? Продаёшь что-нибудь?
Вместо ответа Доминик открыл свою видавшую виды кожаную сумку. Он достал из неё угольный карандаш, мелки, тонкий стальной напильник с отломанным кончиком и несколько грифельных досок.
— Я делаю лица.
— Ты хочешь сказать, что ты художник? — с интересом спросил Бен. — Впервые вижу художника. Кто тебя учил? Ты ходил в школу?
А Доминик уже работал. То и дело поглядывая на Неда, он сломанным напильником царапал по грифельной доске. И рисуя, рассказывал:
— Меня никто не учил. Я от рождения умел рисовать. Я родом из Сабады в Испании, но меня прогнали оттуда, когда я был ещё совсем мальчишкой… Гм… Интересный пёс.
Нед был полностью согласен: «Ещё бы не интересный! Благородный, да и собою хорош. Говорил я тебе, что мне нравится Доминик…»
Бен прервал размышления пса.
— А почему тебя изгнали?
Занятый рисунком, Доминик не сразу ответил.
— Там были невежественные люди, но рано или поздно меня гонят отовсюду, куда бы я ни пришёл. Люди думают, будто я колдун, и пугаются. Я их не виню. Мои картины совсем не похожи на картины других. Когда я рисую кого-нибудь — мужчину, или женщину, или ребёнка, — получается очень похоже и правдиво. Я ничего не могу поделать, но доброта, злоба, обман, зависть, любовь, нежность или жестокость — все это проступает на моих рисунках, словно мне удалось заглянуть в самое сердце и в душу того, кого я изображаю. Вот, например, ты, Нед, честный, благородный, красивый и главное — преданный. Хотя в твоих удивительных глазах кроется нечто такое, чего я никак не могу ухватить. Взгляните!
Бен, Нед и Карей стали рассматривать законченный рисунок. Там было всё, о чём сказал Доминик. Нед положил лапу на колено художника и просигналил Бену: «Вот это да! Как будто я смотрюсь в спокойную гладь озера. Это я, совсем как в жизни!»
Бен согласился и громко похвалил художника:
— Просто замечательно! Ты очень талантливый, Доминик!
— Да, здорово у тебя получается, — вмешалась в разговор Карей. — А меня нарисуешь?
Доминик достал плоский кусок высушенной осиновой коры и принялся рисовать на ней угольным карандашом, растушёвывая и тонируя рисунок ловкими движениями большого пальца, чтобы создать объёмное изображение. Перейдя к глазам, он присвистнул:
— Ты находчива и умна, Кэрей, у тебя вспыльчивый нрав. Всё, что ты увидишь и захочешь, должно стать твоим. Ты мошенница и воровка, но… но очень хорошенькая.
Девушка выхватила нож из-за пояса у Бена и замахнулась на художника.
— Кем ты себя воображаешь? Как ты смеешь так обо мне говорить?
Художник поднял готовый портрет.
— Смотри.
Кэрей лишилась дара речи от потрясения. Доминик запечатлел все — и её красоту, и бешеный нрав, а глаза на рисунке светились скрытым коварством. Покраснев, она схватила портрет и спрятала его под шаль.
— Теперь это моё. Я заплачу тебе, как только раздобуду денег. Твоя очередь, Бен. Давай, Доминик, нарисуй его!
На какое-то мгновение глаза Доминика встретились с глазами Бена, он пристально вгляделся в них.
Потом покачал головой и стал складывать рисовальные принадлежности в сумку.
— Нет-нет, Бена я нарисовать не смогу! Кэрей стала его поддразнивать:
— В чём дело? Что, умения не хватает? Или ты просто боишься Бена, а?
Бен отвёл глаза от Доминика — он понял, что увидел в них художник. За полвека в глазах юноши запечатлелись свирепые штормы, ревущие океаны, «Летучий голландец» и Вандердеккен, громыхающие пушки и мёртвый капитан Турон, покоящийся глубоко на дне морском. В глазах Бена отражалось все это и ещё многое другое, не связанное с земной жизнью, — наводящая трепет красота Ангела, навеки проклинающего корабль Вандердеккена и его команду.
Бен мягко отобрал у девушки нож.
— Оставь его, Кэрей. Как он может нарисовать страшные сны и кошмары? Их было немало в моей жизни. Что скажешь, Доминик?
— Слишком много для простого ликотворца, — согласился художник.
Кэрей щёлкнула пальцами.
— Ах, ты и есть Ликотворец из Сабады! Я о тебе уже слышала. Ха, мне казалось, ты должен быть похож на какого-то ужасного колдуна! Не тебя ли пригвоздили к позорному столбу в городе Сомадоре за портрет женщины, она была женой судьи?