Горе отлично понимал, что любые усилия ни к чему. Но, прочитав в глазах у Лянки полную веру в его шоферское мастерство, он нажал на акселератор. Машина рванулась вперед, но тут же встала. Вторая попытка дала тот же результат.
А метель выла, хохотала над их бессилием. И снег сыпал не переставая, все наращивая сугробы, окружающие машину.
Горе и Лянка сидели неподвижно, только «дворники» на ветровом стекле прилежно работали, стараясь сохранить видимость связи с внешним миром.
«Что сейчас происходит на совещании? Что думает Мога о моем отсутствии?..» — беспокоился Лянка. И словно наяву слышал негодующий голос, доносимый ветром: «Где ты шатаешься, человече?»
В последние дни, когда Мога почти полностью переложил на него заботы о колхозном хозяйстве, Лянка всем существом везде ощущал присутствие Моги, словно он, Лянка, другими глазами увидел Стэнкуцу. И впервые он по-настоящему понял, какая огромная ответственность падет на плечи того, кто останется на месте Моги. Будь то он, или Кырнич, или кто другой. Мало идти по следим Моги, сделать шаг вперед — вот в чем главная задача.
— Послушай, Григоре…
Шофер вздрогнул: именно так обращался к нему Мога, когда хотел поделиться своими мыслями, рассказать новости, похвастаться чем-то или поругать его, Горе… Даже интонация показалась ему той же самой.
— Скажи откровенно, тебе жаль, что Максим Дмитриевич уезжает?
— Жаль, Михаил Яковлевич! — не задумываясь, ответил Горе. — Мне нечего скрывать… Насколько я понимаю, и вас это не радует…
Лянка вздохнул.
— Завидую я ему, Горе!
Водитель удивленно посмотрел на Лянку.
— Я завидую тому, что он сумел оставить здесь, — продолжал Лянка.
Горе молчал. Слова Лянки взволновали его, словно похвала относилась к нему. И лишь теперь Григоре по-настоящему принял Лянку как преемника Моги.
— Это золотой снегопад, — продолжал Лянка, — для посевов, для виноградников. Я предчувствую, что у нас будет отличный год. А ты как думаешь?
— Особенный год, Михаил Яковлевич! — согласился с ним Горе. — И знаете почему? — Он сделал паузу, и счастливая улыбка появилась на его загорелом лице. — В этом году я женюсь, — добавил он, покраснев. — На Наталице…
— Прекрасно! — воскликнул Лянка. — Мы пригласим лаутаров, чтобы гремела вся Молдова!
— Лучших лаутаров, чем наши, нигде не найти, — ответил Горе и продолжал, улыбаясь: — И пусть поют на моей свадьбе Домника и Данила… У них есть красивая песня. «Лес, мой лес, во мгле древесной где ты скрыл мою невесту?» — продекламировал Горе и добавил, вздыхая: — А пока что метель не пускает нас к ней…
— Доедем! Иначе и быть не может! — загорелся Лянка. — Жених у нас есть, невеста тоже, и лаутары есть. Ничто нам не помешает сыграть свадьбу!
А над полем, как будто одетым в подвенечное платье, снегопад играл свою последнюю свадьбу, кружился в бешеном неуемном хороводе, а сидящие в машине были его самыми дорогими гостями, которых он ни за что не хотел отпускать.
«Странная весна, — думал Михаил. — И все-таки какая она ни есть, а запомнится надолго, может, и благодаря этой неизвестно откуда сорвавшейся метели… И неизвестно, откуда и когда налетят новые метели, с которыми тоже придется сражаться…»
«Как хороша будет моя Наталица в подвенечном платье, в белой фате и блестящей диадеме, — представлял себе Горе. — А нашим посаженым будет Михаил Яковлевич… Он такой же сердечный человек, как и Максим Дмитриевич… Радуется тому, что я женюсь на Наталице… Она будет в белом, а я… в костюме, синем, как ее глаза…»
«Ах Мога, Мога!.. Сколько дел переделал, а радиофицировать машину не мог! Сейчас соединился бы со Стэнкуцей, и давно кто-нибудь вытащил бы нас отсюда… Уйму времени потеряли!» — сокрушался Лянка.
Гнетущей была эта непредвиденная стоянка и, чтобы как-нибудь разрядить атмосферу, Лянка включил радиоприемник. Машину, как порыв весеннего ветра, заполнила веселая, полная тепла, солнца и неуемной энергии мелодия.
— Кажется, метель стихает, — сказал Михаил.
— А ну прислушайтесь! — Горе чуть-чуть опустил стекло передней дверцы, и в машину метель ворвалась веселым присвистом.
— Какой воздух! — глубоко вздохнул Михаил. — Чувствуется запах весны. Слышишь?
Григоре пожал плечами.
— Лучше бы пахло трактором, — сказал он. Несмотря на оптимизм Лянки, он, опытный водитель, прошедший несметное количество тяжелых и легких дорог, стал беспокоиться. Если бы он сразу же пошел пешком, прямо по посевам, в село, то уже вернулся бы с бульдозером. А теперь сколько еще так сидеть? Ведь никто не знает, где они. Долина белая, машина белая, можно пройти рядом и не заметить. А село — вон оно… Они сейчас точно как тот цыган, что утонул на берегу…
На минутку Горе представил себе, как снег погребает их под собой — они как в капкане. И возмутился. Он яростно крутанул ручку, опустил стекло, высунул голову, затем одно плечо, другое, выполз из машины, как в открытый космос.
— Григоре! — закричал Лянка, тоже высовывая голову. — Что это значит?
— Это значит, что я все-таки хочу танцевать на своей свадьбе! — донесся до него хриплый голос шофера. — Подымите стекло и ждите меня.