— Тогда пойдем ссориться ко мне, чтобы не слышал весь свет, — предложил, словно в шутку, директор, чувствовавший себя, однако, не в своей тарелке. Что такое могло не понравиться Симиону Кирилловичу? Да и Мога выглядел недовольным.
— Пускай слышат! — взорвался вдруг Софроняну. — Пусть слышат все, ибо вы, Аксентий Аксентьевич, не держите слова! Нет у вас просто совести, Аксентий Аксентьевич! — По мере перечисления недостатков Трестиоарэ голос Софроняну звучал все тише, но все более грозно, так что каждое слово, казалось, выстреливалось издалека. — В прошлом году вы должны были установить два новых бункера вместо вышедших из употребления. Не сделано. Так что в этом сезоне муст окажется пополам с ржавчиной. А трубы! Мы помогли вам достать трубы, чтобы сменить ими старые, ровесницы вашего завода. Не сменили. Пришедшие в негодность полы все в ямах, такими и остаются. А стены залов! Кто хвастал в прошлом году, что весной на винзаводе все будет блестеть? Не вы ли? Что же вы теперь скажете, Аксентий Аксентьевич?
— И скажу! — взъярился вдруг Трестиоарэ. — И скажу! — повторил он. — Насчет труб. В чем тут моя вина? — еще больше вспыхнул он, и Мога на минуту вспомнил его, каким он был в его кабинете месяц тому назад — задиристым, таким же, как теперь, хотя скорее — наглым. — Примчался Станчу как дракон: приказ от Моги — одолжить мне столько-то и столько-то метров труб, надо обязательно сделать ремонт. Через неделю, мол, вернет обратно. Понимаешь, говорил он, очень важно, чтобы в первый год существования объединения хотя бы один совхоз добился намного лучших результатов, чем в прошлые годы. Это нужно и для того, чтобы продемонстрировать положительную роль агропромышленных объединений.
— Хорошо, Аксентий Аксентьевич, попробуем выяснить вопрос о трубах. — Мога глядел на него исподлобья, хмуро; могло ли случиться, чтобы Станчу выкинул такой номер? — Но чем объясняются остальные недостатки? — продолжал он сердито. — Уж стены-то, по меньшей мере, можно было покрасить?
Трестиоарэ отвернул в сторону голову. Краски у него хватило, но он считал, что стены могут подождать до следующего сезона — так возрастет экономия материалов и средств.
— Пойдем-ка на склад, — скомандовал вдруг Мога.
Трестиоарэ вызвал заведующую. Это была женщина лет тридцати пяти, хорошо сложенная, смугленькая, в синем халатике, с чуть подкрашенными губами, с маникюром. К Трестиоарэ она подошла неспешно, слегка покачивая бедрами, в то время как ее взор, довольно смелый, скользнул от Софроняну к Моге и от Моги к Рэдукану, после чего, возвратившись к Моге, продолжал его изучать — не слишком явно, но настойчиво.
— Слушаю, — сказала женщина, одарив наконец и директора своим вниманием.
— Открой склад. Генеральный директор товарищ Мога желает осмотреть наше достояние.
Женщина открыла тяжелую дверь, отступила, пропуская Могу, но остановилась у косяка, так что Максиму не удалось пройти, не коснувшись ее выпуклой груди. Много разного и всякого было на этом складе, и все содержалось в нем в самом полном порядке. Моге это понравилось. «Эта завскладом, видимо, хорошая хозяйка», — подумал он. Банки с краской, поставленные друг на друга пирамидой, бочка олифы и две бочки с белилами стояли как раз в центральном отделении склада.
— Черт возьми! — воскликнул Рэдукану, увидев столько краски, — ты же клялся, Аксентий Аксентьевич, что нет у тебя ни грамма, когда я просил одолжить на ремонт школы. Если бы Томша не вмешался, наши парты остались бы невыкрашенными.
— Надо было спросить меня, Алексей Романович, — подала голос заведующая складом — в первый раз после приезда гостей. — Нашлось бы что-нибудь из запаса.
Трестиоарэ пронзил ее взглядом, но женщина не обратила на него ни малейшего внимания. Было видно, что хозяйка здесь — она.
— Не дам больше никому ни веревочки, — уперся он. — Одолжил Станчу трубы — и вот все шишки на меня!
Но в одном из отделений показалось немалое количество аккуратно сложенных новеньких труб. Рядом с ними стоял комплект мебели. Максим Мога вопросительно посмотрел на директора.
— Собираюсь все обновить кабинет, — отозвался тот, — да вынужден откладывать, старая-то служит еще исправно. — И продолжал перечисление: — Матрацы? Держу их для студентов. Мы поселим их в Доме культуры. Электромоторы? Это у нас резерв на случай выхода из строя какого-либо из действующих. Ковер? Лежит здесь уже три года. Куплен тоже для кабинета, да жалко было положить, чтобы его топтали ногами.
Одно из отделений было плотно заставлено стеклянными бутылями, из которых многие в пластмассовом оплетении, ящиками всех размеров, мешками с цементом, железными скобами. Софроняну опять вздыбился:
— Ну вот, Аксентий Аксентьевич, стены на заводе облезли, полы — в выбоинах, а вы хороните без толку на складе цемент! Полежит здесь еще — и придется его выбрасывать, цемент приходит в негодность. Какой же вы после этого хозяин?
— Не будь я хозяином, не было бы у меня этого всего! — не без гордости отвечал Трестиоарэ, широко раздвигая руки: глядите, мол, какие здесь собраны богатства!