Возвращение из Трапезунда

— Когда они хотят вас арестовать?

— Я поняла, что завтра.

— Этого нельзя допустить.

— Вы так полагаете? — спросила Мария Федоровна. — И что же вы намерены предпринять?

— Я не могу принимать таких решений. Вы же знаете, государыня.

— Ах, Берестов, я не ожидала от вас отважных решений. Мой опыт общения с людьми давно уже подсказал, что вы полководец в мечтах, а в жизни — исполнитель чужих решений. Не обижайтесь, в этом нет ничего плохого, это тоже достоинство, и редкое. Будь у Николая достаточно таких исполнителей, как вы, он бы не потерял престола.

Все равно обидно — злобная старуха! Еще неизвестно, что будет завтра. Да, он подчиняется чернозубому адмиралу, он подчиняется, потому что это ему выгодно. Когда в адмирале пропадет надобность, роли переменятся, государыня!

Видно, эти мысли как-то отразились на лице Беккера, потому что Мария Федоровна вдруг поморщилась, как от неожиданного укола зубной боли.

— Простите, капитан, — сказала старуха. — Я запамятовала вас спросить: что вас привело сюда сегодня?

— Письмо от Александра Васильевича, — сказал Коля, нарочно подчеркивая этим свою близость к адмиралу. — С указанием точного места и времени решительной встречи.

— Боюсь, что письмо опоздало, — сказала императрица. Она протянула холеную, совсем не старческую руку. Коля достал письмо.

Императрица прочла письмо. Оно было коротким.

— Вы должны его сжечь, — сказал Коля.

— Сожгите сами. У вас есть спички?

Коля поджег письмо.

— Вы знаете его содержание? — спросила императрица, глядя, как письмо обугливается, занимаясь огнем. Чтобы не обжечься, Коля перехватил его за другой угол и пошел к камину.

— Послезавтра в три часа пополудни, — сказал Коля. — Более терпеть нельзя. Решения уже приняты.

— Но завтра нас арестуют!

— Пусть только посмеют! Послезавтра здесь будет весь Черноморский флот.

— Можно подумать, господин Берестов, — сказала императрица с раздражением, — что вы не ездите сюда инкогнито и не скрываетесь по углам. Можно подумать, что мой сын не является пленником в собственном дворце. Я не знаю, в кого намерен стрелять ваш Черноморский флот, и предпочитаю быть живой, хоть и в тюрьме, чем погибнуть ради сомнительных интересов адмирала Колчака.

— Но вы же согласились участвовать!

— До тех пор, пока участие это не ставило под угрозу жизнь мою и моих близких.

— Я доложу обо всем адмиралу.

— И поспешите сделать это.

В гостиную вошла Татьяна. Она была напудрена, но краснота длинноватого носа и глаз пробивалась сквозь пудру.

— Простите, — обратилась она к императрице. — Но у меня к вам два слова, которые я хотела бы сказать наедине.

— Татьяна, сейчас не время для приличий. Считай, что господина Берестова в нашем дворце нет.

— Вы правы, бабушка, — сказала Татьяна с детским торжеством. — Этого человека нет. Это фантом.

Коля не счел нужным возражать, унижаться в глазах спесивых аристократок.

— Господин Джорджилиани, — сказала Татьяна, — просит моей руки.

— Какая глупость!

— Совсем не глупость, бабушка, в наши дни. Вахтанг происходит из грузинской княжеской семьи…

— Ах, милая, — сказала императрица, подходя к трюмо и открывая стоявший там пузырек с нюхательной солью. — Каждый второй грузин — князь. У них слишком много князей для такой маленькой нации.

— Мы завтра же уедем в Грузию, — сказала Татьяна, — с утра.

— Ты глупа, — после короткой паузы сказала императрица. — Но я тебя не неволю. Я, конечно, желала бы увидеть твою свадьбу иной…

— Подождите! — не выдержал Коля. Не потому, что Татьяна была нужна ему, но в решении княжны был нонсенс, подтверждающий гнилость и смерть романовской династии: с какой легкостью Великая княжна бросается в объятия проходимца, забыв о своем долге перед династией.

— Не надо слов, — сказала императрица, строго поглядев на Колю. — Ты свободна, Татьяна. Можешь поступать, как тебе вздумается.

Татьяна поцеловала бабушке руку и вышла из комнаты, бросив через плечо торжествующий взгляд на Колю — как бы получая развод от опостылевшего мужа.

— Ну и что вы скажете? — спросила императрица, когда за Татьяной закрылась дверь.

— Она пожалеет об этом.

— Глупости. Я не об этом. Откуда мы знаем, пожалеет она или нет? Я о сроке, который установил ей Джорджилиани.

— Я не понял вас.

— И очень жаль. Завтра, сказал Джорджилиани, они уезжают в Грузию. Завтра утром. Вы спрашивали о том, насколько обоснованна моя тревога о завтрашнем нашем аресте и препровождении в Симферополь. Как видите — мы получили доказательство.

— Это могло быть совпадением.

— Даже если вспомнить, что поручик Джорджилиани — начальник караула?

— Это еще ничего не доказывает. — Коля уже понимал, что императрица права.

— Упрямый юноша! — сказала императрица. — Не вздумайте говорить с поручиком — вы сделаете еще хуже.

— А я и не намеревался, — сказал Коля, который только что хотел сделать именно так.

— Тогда подождите меня здесь, я напишу записку адмиралу.

Пока императрицы не было, Коля имел возможность подумать. Он подошел к трюмо.